Я поднял третий палец, и мой взгляд упал на Анастасию.
Третье: Свадьба. Она не откладывается до конца учебного года. Она нужна мне. Сейчас. Пышный приём, на котором будет ясно одно: Алексей Воронцов достойный наследник объединённого рода Воронцовых-Голицыных. Я видел вашу книжку по истории. Там есть очень неприятная заметка обо мне. Пора её переписать.
Я замолчал. И только когда я произнёс всё это, я начал осознавать весь смысл своих слов.
Мне нужна была власть. Власть больше, чем власть одного Рода. Мне нужна была вся власть. Пора всё менять.
Я почувствовал это изнутри. Этого требовала сама ткань реальности.
В комнате повисла мёртвая тишина. Они смотрели на меня, как на пришельца.
Анастасия, стоявшая рядом, затаила дыхание. Она не ожидала такого.
Ректор Разумовский он смотрел на меня с таким выражением, будто только что увидел, как его студент превратился в императора. Он медленно отступил на шаг, понимая, что ситуация вышла из-под его контроля.
Всё решалось между мной и моим отцом.
Князь Дмитрий Воронцов долго молчал. Он смотрел на меня. Не на сына. Не на пешку. А на силу, которую он сам и пробудил. В его глазах была буря ярость, шок, гордыня и, возможно, даже страх.
А затем он медленно, очень медленно, склонил голову. В знак согласия.
Будет сделано, сказал он глухо.
Он принял мои условия. Все до единого.
Я видел его ярость. Да, он склонил голову, но какая-то огромная часть его гордыни была уязвлена до глубины души. А чего от него ждать? Всего, чего угодно после этого.
Дата, сказал я, не ослабляя напора. Мне нужна дата свадьбы. Если сейчас это невозможно решить, тогда Совет. Завтра же.
Я сделал паузу, а затем добавил то, что окончательно должно было взорвать их мозг.
И ещё есть одна просьба. Рядом здесь, возле Академии, есть деревня. Там живут мои друзья. Я хочу, чтобы они были приглашены. И были встречены со всеми почестями.
Я обвёл их взглядом.
Вам это может показаться чудачеством. Но это далеко не так. Это условие. Главное условие.
Если мои предыдущие требования были наглостью, то это было святотатством.
Мой отец: Он поднял голову, и на его лице было написано откровенное отвращение. Пригласить простолюдинов на свадьбу наследников двух Великих Родов? В его глазах это было хуже, чем предательство. Это было осквернение.
Анастасия: Она удивлённо посмотрела на меня. Она не понимала. Её мир, мир этикета и протокола, просто не предусматривал такого.
Ректор Разумовский: Он единственный, кажется, начал что-то понимать. Он смотрел на меня не с отвращением, а с глубоким, почти научным интересом, пытаясь разгадать мотивы этого безумного, нелогичного поступка.
Ты прохрипел мой отец. Ты в своём уме? Крестьяне на нашей свадьбе? Ты хочешь опозорить наш Род
Опозорить наш Род, отец я рассмеялся холодным, злым смехом. Если это условие не будет удовлетворено, позор гораздо хуже этого ляжет на весь наш Род. Навсегда. Ты меня понял
Я медленно подошёл к нему. Очень близко. Так, что он мог видеть огонь в моих светящихся глазах.
Убить сына прошипел я, и каждое слово было как удар. Убить единственного сына.
Я смотрел, как его лицо становится пепельно-серым.
Ты будешь жестоко наказан за это деяние. За эту попытку. Я не спущу тебе этого с рук, если ты на это рассчитывал.
Я наклонился к его уху.
Дай согласие. Крестьяне на моей свадьбе. Это. Не. Обсуждается.
Князь Дмитрий Воронцов, герой Империи, магистр Пространства, член Совета, стоял передо мной, и я видел, как он сломался. Не от страха перед наказанием. А от унижения. От того, что его загнал
в угол, шантажирует и унижает его собственный, «никчёмный» сын.
Он не смог выдержать моего взгляда. Он опустил глаза.
Хорошо, выдохнул он. Это был шёпот побеждённого человека. Будут тебе твои «друзья».
Он развернулся и, шатаясь, как старик, побрёл к порталу. Он исчез, унося с собой свой позор и свою ненависть.
Ректор посмотрел на меня, потом на Анастасию.
Я организую Совет. Завтра. Он тоже выглядел потрясённым. А вы двое поговорите. Кажется, вам есть что обсудить.
Он тоже исчез.
Мы с Анастасией остались в кабинете одни.
Я тяжело, глубоко выдохнул. Напряжение, которое сковывало меня стальным обручем, начало отпускать. Я медленно повернулся к Насте. Она стояла у окна, глядя на меня. Её лицо было непроницаемым, но я видел в её глазах отголоски пережитого шока.
Как ты сказала? начал я, медленно подходя к ней. Вернее, ректор сказал тебе кажется, я «нестабильный актив»?
Я остановился перед ней.
Я не актив, сказал я тихо, но с абсолютной уверенностью. Я тот, кто будет владеть и управлять. Надеюсь, до тебя это дошло?
Она смотрела на меня, и в её серых глазах не было ни страха, ни подобострастия. Только холодная, анализирующая оценка.
Дошло, Воронцов, ответила она ровным тоном. Ты не актив. Ты стихийное бедствие. Ураган, который снёс все фигуры с доски.
Она сделала шаг ко мне.
Но ураган слеп. Он разрушает всё без разбора. И своих, и чужих. Ты унизил отца. Ты поставил под угрозу мой Род. Ты втянул меня в свою войну с «Химерами». Ты думаешь, я буду тебе за это благодарна?
Она не боялась меня. Она злилась.