Он повернулся ко мне.
Ты думашь, мне всё равно? Мой предшественник на посту ректора, мой лучший друг, погиб десять лет назад, расследуя их дело. Они заманили его в ловушку и разобрали на части. Как и того студента.
Его голос был спокоен, но в его глазах я увидел такую же холодную, застарелую ненависть, как у Дамиана.
Ты прав в одном, продолжил он. Они обнаглели. Они проникли в Академию. И смерть Шуйского это доказательство. И теперь, когда ты стал тем, кто ты есть, ты невольно оказался в центре их интересов. Ты для них лакомый кусок. Идеальная цель. И идеальная приманка. Но если эта приманка будет дёргаться от каждого порыва ветра, её сожрут, и мы упустим шанс выманить их на свет.
Он снова указал на коврик.
Поэтому сядь. И учись контролировать свой гнев. Потому что если ты этого не сделаешь, ты погубишь не только себя, но и единственный шанс, который у нас появился за многие годы. Ты меня понял?
Я слушал его, и его слова, его боль, его правда всё это обрушилось на меня. Голова несчастного студента, соединённая проводами, снова встала у меня перед глазами. Замкнутое пространство тренировочного зала начало давить.
Мне отчаянно захотелось подышать. Не воздухом Академии. А воздухом свободы. Не знаю, что на меня нашло. Наверное, крыша совсем поехала.
Я закрыл глаза.
Понимаю, ректор. Я вас понимаю, сказал я тихо.
Но я не сел на коврик.
Нити. Сети. Я снова увидел их. Я не стал искать точку на карте. Я просто потянулся к ощущению простора. Туда, где поле. Туда, где ветер. За стены этой проклятой Академии.
Я нашёл нужную нить. Схватился за неё.
Хлоп.
Мир моргнул.
Запах озона и камня исчез. Его сменил густой аромат свежескошенной травы, земли и полевых цветов. Тишину зала сменил шелест листьев и пение птиц.
Я открыл глаза.
И я был уже не у ректора.
Я стоял посреди бескрайнего, залитого солнцем поля. Позади меня, в паре километров, виднелась тёмная громада Академии с её шпилями и башнями. Впереди куда ни глянь простирались луга, перелески и синяя лента реки на горизонте.
Я был на свободе. По-настоящему.
Я сбежал. Сбежал с личного урока ректора Академии, из самого защищённого места. Я сделал то, чего, возможно, не делал никто до меня.
Я стоял посреди поля, ветер трепал мои волосы, и я я не знал, что чувствовать. Восторг? Страх? Облегчение? Всё вместе.
Я не думал о последствиях. Не думал о ректоре, об Академии, о «Химерах».
Я просто шёл.
Как в том старом фильме про Форреста Гампа, который я когда-то смотрел. Просто шёл вперёд, куда глаза глядят. Через поле, потом через небольшой лесок,
где пахло соснами и влажной землёй.
И мне мне действительно становилось легче. С каждым шагом напряжение, копившееся неделями, уходило в землю. Я глубже дышал. Я чувствовал, как солнце греет лицо. Я слышал пение птиц, а не шёпот в коридорах.
Мне не хотелось назад, в эти стены. Не хотелось быть этим чёртовым «избранным», «приманкой», «феноменом». Не хотелось этого бесконечного внимания к моей персоне. Хотелось чего-то простого. Заземлённого.
Я шёл так часа два, пока на горизонте, в низине у реки, я не увидел дымки. А потом и сами дома.
Это была деревушка.
Я спустился с холма и подошёл ближе.
Деревня была небольшой. Десятка два крепких, рубленых домов, огороды, мычащая корова на привязи. По пыльной улице бегали чумазые дети. Женщина в простом платке несла вёдра с водой на коромысле. Мужик в распахнутой рубахе колол дрова.
Это был обычный мир. Почти такой же, как тот, который я помнил. Простой. Понятный.
Я стоял на окраине деревни, в своей странной, элегантной академической форме, и чувствовал себя инопланетянином.
Моё появление не осталось незамеченным. Дети перестали бегать и уставились на меня с любопытством. Женщина с вёдрами остановилась и посмотрела с опаской. Мужик с топором нахмурился.
Они видели не просто незнакомца. Они видели мага. Аристократа. Кого-то из другого мира.
Из крайнего дома вышел староста седобородый, кряжистый старик с цепким взглядом. Он подошёл ко мне.
Доброго дня, ваша милость, сказал он, почтительно, но без подобострастия, склонив голову. Чем обязаны? Потерялись, аль ещё какая нужда?
Он ждал моего ответа. И от этого ответа зависело, как меня здесь примут. Как врага, как господина или как просто человека.
Я посмотрел на этого кряжистого старика, на его мозолистые руки, на его простое, обветренное лицо. И вся моя аристократическая спесь, которой у меня и так не было, улетучилась.
Послушай, сказал я, и мой голос был усталым, но искренним. Окажи мне услугу. Давай без вот этого, без «княжич-хренажич»
Я почувствовал внутреннее сопротивление, привычку играть роль, но пересилил её и просто брякнул то, что было на душе.
Я Петя. А тебя как звать?
Староста замер. Его цепкий, умный взгляд на мгновение растерялся. Он смотрел на меня, на мою дорогую форму, на герб на груди, и пытался сопоставить это с моим простым, почти деревенским обращением.
Он явно ожидал чего угодно приказа, высокомерия, просьбы о помощи. Но не этого.
Он крякнул, почесал в своей седой бороде.
Петя, значит протянул он, и в его глазах появилось что-то новое. Не страх. Не подобострастие. А простое человеческое любопытство. Чудное имя. Не дворянское.