Он сделал шаг вперёд, взял стул, который стоял у стены, и поставил его рядом с моей кроватью. Сел. Теперь мы были почти на одном уровне. Это немного снизило напряжение.
Нянюшка Агриппина передала мне ваш разговор, начал он спокойным, почти лекционным тоном. Вы утверждаете, что не помните обстоятельств дуэли. Что не помните, какая Проверка вас ждёт. Что задаёте вопросы о том, не сон ли это. Это правда?
Он смотрел прямо на меня, и в его взгляде не было осуждения, только профессиональный интерес. Это был не допрос, а сбор анамнеза.
А теперь я прихожу и чувствую остаточную эманацию от плетения, которое ваше тело сейчас просто не в состоянии выдержать. Он сделал паузу. Вы пытались сотворить что-то базовое, верно? Скорее всего, простую световую нить. И даже это вас чуть не подкосило.
Он не спрашивал. Он утверждал. И был абсолютно прав.
Алексей, его голос стал чуть мягче, я не ваш наставник и не ректор. Моя работа чинить то, что вы, студенты, с завидным упорством ломаете. В данном случае ваше эфирное тело. И чтобы его починить, мне нужна правда. Что именно вы помните?
Он ждал ответа, терпеливо глядя на меня своими светлыми, всевидящими глазами. Сейчас от моего ответа зависело очень многое. Могу ли я ему доверять? Или он просто собирает информацию, чтобы доложить «отцу» или ректору о том, что отпрыск Воронцовых окончательно свихнулся?
Я тяжело вздохнул. Воздух в лёгких словно превратился в свинец. Я смотрел на свои бледные руки, лежащие поверх серого одеяла, пытаясь подобрать слова. Каждое слово сейчас было как шаг по минному полю.
С одной стороны, нужно играть роль. Ведь быть полным профаном, не помнящим абсолютно ничего это верный путь в сумасшедший дом или, как минимум, к отчислению. Мне кажется, что так нужно подсказала какая-то интуитивная часть сознания, оставшаяся от Алексея.
Но с другой стороны если я действительно болен, если у меня амнезия может, это шанс? Шанс выиграть время.
Я поднял на лекаря взгляд, стараясь вложить в него всю возможную надежду, на которую только был способен. Голос прозвучал чуть дрожаще.
Скажите если я правда ничего не помню эта Проверка можно ли её будет как-то отсрочить? Ну как бы по состоянию здоровья?
Лекарь Матвеев молчал несколько секунд, внимательно изучая моё лицо. Его светлые глаза, казалось, пытались заглянуть мне прямо в душу. Я ожидал чего угодно: усмешки, отказа, сухого «нет». Но его реакция была другой.
Он снова устало вздохнул, и в этом вздохе слышалась целая вселенная бюрократических правил этого мира.
Теоретически, начал он медленно, словно взвешивая каждое слово, при обширном повреждении эфирного тела, затронувшем центры памяти, совет Академии может дать отсрочку. Это называется «академический отпуск по состоянию эфирного здоровья».
Моё сердце забилось чаще. Шанс! Есть шанс!
Но, продолжил лекарь, и это «но» прозвучало как приговор, есть два нюанса, княжич. Во-первых, для этого потребуется полное и всестороннее обследование вашего сознания комиссией, состоящей из трёх магистров-менталистов. Это крайне инвазивная и неприятная процедура. Они будут копаться в вашей памяти, в ваших мыслях, как в сундуке со старым хламом. Они увидят всё. И если они решат, что вы симулируете последствия будут гораздо хуже, чем простое отчисление.
Меня прошиб холодный пот. Менталисты. Копаться в мыслях. Они увидят, что я не Алексей. Они увидят Петра Сальникова, цех, автобус, мою прошлую жизнь Это был не вариант. Это была катастрофа.
И во-вторых, продолжил Матвеев, не сводя с меня глаз, в вашем конкретном случае, это решение будет принимать не только совет Академии, но и глава вашего Рода. А ваш отец, князь Дмитрий Воронцов, уже был уведомлён о вашей дуэли. И его ответ был предельно ясен: «Никаких отсрочек. Пусть сдает со всеми. Провал будет означать, что в Роду Воронцовых одним бездарем меньше».
Он произнёс последние слова ровным тоном, просто цитируя, но они ударили меня, как плетью. Я вспомнил тот обрывок памяти: холодный взгляд мужчины с перстнем. Стало ясно, что от «отца» помощи ждать не приходится. Наоборот. Он ждёт моего провала.
Лекарь помолчал, давая мне осознать весь ужас положения.
Так что, видите, княжич, закончил он тихо, отсрочка для вас не выход.
Это ловушка. Ваш единственный путь это как-то собраться с силами и сдать эту Проверку. Или, по крайней мере, попытаться.
Он смотрел на меня с чем-то похожим на профессиональное сочувствие. Он обрисовал мне ситуацию без прикрас, показав все острые углы. Он не пытался меня обмануть.
Теперь я знал всё. Пути назад не было. Отсрочки не будет. Впереди только Проверка, к которой я абсолютно не готов.
Слова лекаря обрушились на меня, как тонна кирпичей, погребая под собой последнюю робкую надежду. Ловушка. Вот что такое отсрочка. Либо менталисты, которые вывернут мой мозг наизнанку и обнаружат самозванца, либо гнев «отца», который, похоже, только и ждёт повода, чтобы списать «непутёвого сына» со счетов.
Я понял, что другого пути нет. Нужно играть. Нужно принять правила этой безумной игры, иначе она меня сожрёт.
Но где-то глубоко внутри, под страхом и отчаянием, зародилось упрямое раздражение. А если не сдам так и не сдам! И чёрт с ними, с этими Воронцовыми и их академиями! пронеслось в голове. Найду, чем здесь заняться! Интересно, есть тут какой-нибудь завод или что-то в этом роде? Мысль о привычном, понятном труде, о мире механизмов и схем, на секунду показалась спасительной гаванью в этом бушующем море магии и аристократических интриг.