Дядя Ваня возмутился:
Ой, и эта туда же! Славик, гляди, как все бабы за него горой! А показать всем гостям твои художества? не унимался Ваня. Сейчас принесу. Там в холсте вместо писателя дырка. Спасибо Наденьке, учудила, ножничками маникюрными покоцала. Куда дела портрет, признавайся!
В мусорку выбросила. Нет, чтобы человеку руки пририсовать, а ты одну голову в рамку, спасибо, не черную!
В красную, как на доске почета, а без рамки работа незаконченно смотрелась, резонно заметил дядя Ваня. А что же ты, Надя, людям не рассказываешь, как расстроился писатель, когда картину не получил? Ты, Надя, напортачила, а фасон держишь. А еще
он золотые слова сказал: «Нет на земле лучших людей, чем художники». Хотелось ему ответить, что есть у этих людей лютые враги их жены, но сдержался. Боялся тебя выдать. Так и уехал он ни с чем.
Эх, дядя Ваня, упустил ты свою удачу, разочаровано заметил Славик. Бабки не срубил, от славы отказался и с портретом, видать, промахнулся. Женщины они видят, если что во внешности не так. Может, Надя не зря ножничками поработала, хотела тебя от позора спасти. А представь: увидел бы писатель себя уродом, еще обиделся бы
Кто бы обиделся? Да он бы смеялся до слез, раздался откуда-то с краю звонкий голос, и перед уже не очень трезвой и загрустившей компанией нарисовалась симпатичная молодая женщина. Она поцеловала Надю, пообнималась с Милой и ее семейством, потрепала Боцмана за ушами, а он, как настоящий мужик, бросился под юбку. Наконец, Ляля подошла к дяде Ване и протянула ему руку.
Хочу поздороваться с художником, который отказался от денег и славы ради любви.
Дядя Ваня, обалдев, готов был пожать ее руку, но потом, словно обжегшись, отдернул свою.
Ты чего, Лялька, какой любви? Это про Надьку, что ли? Да холера она! Так бы и бежала за этим писателем-художником до самой Москвы, что я, дурной, не вижу? Теперь ты знаешь, что на самом деле с картиной этой клятой случилось.
Да знала я. Мне тетя Надя рассказала и даже показала твой шедевр. Если честно, клево получилось, писателю бы понравилось, жаль, что так все вышло. А ты всерьез думаешь, что твои картины молодость возвращают?
Дядя Ваня посмотрел на темнеющее небо, простреленное кое-где звездной шрапнелью, потом на море, теряющее краски, и загадочно улыбнулся.
Та не знаю, спроси у Надьки.
Эх, дорогой мой дядька, обняла его Ляля, а ведь мог бы прославиться не хуже Пиросмани. Был такой художник-примитивист.
Как ты сказала? Примитивист! Это я, что ли, примитивный? Сейчас как на тебя обижусь. И Пиросваня твой задрипанный меня не колышет.
Точно ПиросВаня! Отлично! Это ж надо, классно звучит. Ладно, не обижайся, читай книжки про великих художников, как про себя самого. Если хочешь знать, ты от них ничем не отличаешься. Вы, художники, вообще, все одинаковые по факту рождения. Тебе привет от нашего московского друга он доволен поездкой, потому что встретил тебя и Надю, а вот с фильмом, скорее всего, ничего не выйдет. Жаль, что с портретом такая лажа получилась, не помешала бы нашему писателю твоя магия.
Вечер быстро превратился в теплую, душную ночь. Ляля осталась ночевать на причале, об этом у них с Надей было договорено заранее. Когда все улеглись, им, наконец, удалось уединиться и пошептаться о писателе. Парфюмерные ароматы ночных цветов, вытеснившие напрочь запахи моря и рыбы, прибавили романтики Надиным любовным признаниям, и Ляле, в какой-то момент, перестало быть смешно. Ей стало жалко Надю, нервно и нежно разглаживающую на коленях, вынутый из бюстгальтера кусочек холста с уродливым писателем.
Это ж надо, такое придумать влюбилась! А я просто, ну подумала, что нашему Мише было бы сейчас столько лет, как писателю
Ладно, заливать, улыбнулась Ляля. Влюбилась, влюбилась, чего врать. Все в него влюбляются.
И ты? Надя трагически приложила руку к сердцу.
Я что, по-твоему, дура? Во-первых, он женат, во-вторых, знаменитость. Знаешь, сколько вокруг него таких, как я, вертится.
Лялечка, девонька, а как же это у тебя получается? Сказала себе не влюбляйся и не влюбляешься. По мне, так это все равно, что приказать: «Не потей!», а ведь все равно потеешь. Это ж какую силу воли надо иметь!
При чем тут воля? Голову на плечах надо иметь. Просто с годами умнеешь и тут Ляля осеклась и посмотрела Наде в лицо. На нем застыло выражение блаженной мечтательности.
Я хотела сказать, поправила Ляля, с годами все как-то спокойнее. У меня после двадцати пяти как пелена с глаз упала, а ты, прям, как шестнадцатилетняя слезы, страдания, я даже тебе чуточку завидую. Может, Ваня, тебя и вправду заколдовал?
Слушай его больше.
Кто его знает. Мой тебе совет отдай Ване этот кусочек холста, пусть приклеит, или всю картину перерисует, а я в Москву повезу, а вдруг она и вправду лечебная.
Ну, Лялька, покачала головой Надя, мудреная ты девка. Что городишь сама не знаешь. Не буду ничего отдавать! И знаешь, что скажу если он эту выставку позорную устроит, я везде свое лицо вырежу.
Ляля обняла Надю и тихо попросила: «Пожалуйста, очень тебя прошу, не делай этого».