Лешка на миг представил: как эти листовки появятся на дверях домов и заборах, а возле них станут толпиться люди, и слово «Ленин» будет передаваться из уст в уста, облетая город, оккупированный гитлеровцами
Лешка торопливо взял со стола пачку листовок и спрятал ее за борт телогрейки.
Э, да ты погоди! улыбнулся дядя Тимофей. Возьми еще. Часть расклеишь, часть разнесешь по дворам. Но переодеться придется. Город-то хорошо знаешь?
Знаю, ответил Лешка. До войны в школе там учился
Было около часу ночи, когда Лешка перелез через колючую проволоку на окраине города и остановился в заснеженном саду. Ощупал руками грудь листовки лежали на месте. Правый карман пиджака распирала алюминиевая фляга с обрезанным горлом в ней был клейстер.
В городе было тихо, словно все живое вымерло. Только где-то на улице один раз стукнула калитка и сонно пролаяла собака. Лешка работал быстро. Прижавшись к стене дома или к забору, он опускал кисть в правый карман, потом проводил ею по стене и ловко второй рукой прихлопывал листовку. По две-три листовки он подбрасывал во дворы и подъезды домов. Иногда на улице раздавались шаги немецких патрулей, и Лешка быстро скрывался в ближайшем подъезде. На одной из улиц он так увлекся своей работой, что не услышал, как к дому, на дверь которого он только что приклеил листовку, подошли патрульные. Они неожиданно вышли из-за угла, и Лешка опомнился, лишь когда услышал их голоса. Он шмыгнул в подъезд.
Немцев было двое. Они, видимо, услышали шум и остановились. Один включил карманный фонарик. Сноп яркого света упал на кирпичный пол возле самых Лешкиных ног. «Заметят Сейчас заметят» напряженно думал Лешка и слышал стук собственного сердца.
Но вот свет исчез. Патрульные, обменявшись несколькими фразами, пошли дальше. Когда стихли их шаги, Лешка вышел из
подъезда и перебежал на другую сторону улицы.
Долго еще работал Лешка, переходил с улицы на улицу, прятался от патрулей. У него была последняя пачка листовок, когда он вспомнил о базарной площади. Базар находился почти в центре города, и пройти туда было рискованно. Дядя Тимофей этого и не поручал. Но Лешка прикинул, что каждое утро базар бывает самым людным местом в городе: там собирались не только горожане, но и приезжие из ближних и дальних деревень. Поразмыслив, Лешка решительно направился к базару. По дороге он трижды прятался от встречных патрулей и наконец вышел на площадь.
Базарные столы стояли под дырявой крышей навеса. Лешка прошел в широкие ворота и торопливо стал рассовывать по прилавкам листовки. Он уже заканчивал свою работу, когда неожиданно ночную тишину разорвал хриплый окрик:
Хальт!
Лешка заметался между столами. Захлебываясь, застучал автомат. Заметив в заборе пролом, Лешка пролез через него и кинулся бежать вдоль улицы. Уже на ходу он вытащил из-за пазухи последний десяток листовок и бросил их вверх
Лешка бежал, не выбирая дороги. Он слышал за спиной топот кованых сапог. Где-то рядом рванули выстрелы сухие, резкие. Лешка свернул за угол кирпичного дома и выскочил в сад, промчался между рядами яблонь, с ходу махнул через проволочный забор. Минут десять бежал по полю, местами проваливаясь в снег и задыхаясь, с трудом вытаскивал ноги
Лешка уже был далеко, а в городе еще беспорядочно стреляли. Он продирался сквозь заметенные снегом кусты и пересохшими губами шептал:
МЕДАЛЬОН
Наше командование готовило новое наступление, и уже больше недели на переднем крае стояло затишье, если не считать редкой стрельбы, которая так же неожиданно возникала, как и обрывалась. В траншеях оставались только дежурные наблюдатели, остальные отдыхали и грелись в землянках.
Затишье царило и в траншеях противника, до которого от нас было не более трехсот метров. Но однажды ночью фашисты всполошились. Над нейтральной полосой повисло несколько осветительных ракет, ошалело забили пулеметы. Мы выскочили из землянок и рассыпались по траншеям, еще не соображая, что произошло. Пули зарывались в снег где-то перед нашими окопами и только изредка проносились над головами бойцов.
Мы не сразу догадались, что гитлеровцы прочесывали нейтральную полосу. Нам было приказано молчать, чтобы не выдавать своих огневых точек. Солдаты, затаившись в окопах, высказывали различные предположения:
Пронюхал что-то фашист
Разведчики, видать, в тылу пошарили
Лишь на рассвете, когда прекратилась стрельба и уже можно было отчетливо просматривать нейтральную полосу, мы поняли причину ночного переполоха. Наблюдатели обнаружили метрах в двадцати от нашей траншеи человека. Он лежал ничком между двумя воронками и, судя по всему, был мертв.