5
Гость сидел по правую руку от него. По левую также в чёрной, как полночь, форме СС оберштурмбаннфюрер Карльхайнц Дрекслер, начальник службы безопасности. По званию он был равен Хуберу очкастый, лысеющий, полный: совершенно не тот образ, каким представлялась «высшая раса», как всегда думал Граф. Напротив них сидели трое лейтенантов, командующих пусковыми батальонами: Зайдль шахматист из Берлина; Кляйн молчаливый, но способный инженер, поднявшийся с самых низов; и Шток нервный человек, снимавший напряжение чтением вестернов по вечерам. В самом конце стола сидел Граф.
Пара ординарцев в белых перчатках подавала еду на довоенной фарфоровой посуде с монограммой отеля: жидкий капустный суп и неясные, почти мифические остатки древнего кабана, которого эсэсовцы подстрелили в лесу на прошлой неделе. Хлеб был, но картошки не было: большую часть картофельного урожая в Германии в том году реквизировали для перегонки в спирт ракетное топливо. Как избалованные дети, Фау-2 отнимали еду у взрослых.
Хотя Хубер выставил на стол две бутылки шнапса в честь события и рассказал пару своих сомнительных шуток, атмосфера оставалась подавленной.
Узкий пятачок свечного света, отражённый в высоких зеркалах, только подчеркивал пустоту холодного обеденного зала и тьму, царившую за пределами освещённого круга.
Больше всего Граф хотел напиться. Он уже допил свой шнапс и с вожделением посматривал на ближайшую бутылку, размышляя, будет ли невежливо потянуться за ней, когда Хубер постучал ножом по бокалу и встал.
Господа, как вы знаете, новая партия ракет должна прибыть к полуночи, поэтому нам нужно закончить пораньше, чтобы все могли немного отдохнуть в ожидании, начал Хубер. Но прежде чем разойтись, я хотел бы поприветствовать штурмшарфюрера Бивака в нашем полку. В пылу битвы слишком легко забыть, ради чего мы воюем. Назначение национал-социалистического офицера по политвоспитанию в германской армии напоминать нам о нашем деле. Я хочу, чтобы вы все дали ему возможность поговорить с вашими солдатами до конца недели. Он слегка поклонился Биваку.
Мы рады видеть вас среди нас, штурмшарфюрер.
Бивак улыбнулся ему снизу вверх и кивнул.
Сегодня мы произвели шесть запусков, продолжил Хубер. Отличный результат! Но давайте сделаем завтрашний день ещё лучше. Я хочу поставить перед нами новую цель. Он окинул взглядом стол. Покажем нашему новому товарищу, на что мы способны. Завтра мы выпустим двенадцать!
Двенадцать! Глаза Графа расширились. Он уловил краткую паузу, и тут Дрекслер первым ударил кулаком по столу в знак одобрения. Артиллеристы последовали примеру эсэсовца, хоть и без особого энтузиазма.
Отлично, просиял Хубер. Он поднял бокал. Тогда я предлагаю тост.
Когда все встали, Граф воспользовался моментом и налил себе ещё шнапса.
За победу!
За победу!
Они выпили, затем снова ударили по столу. Граф почувствовал, как ликёр обжигает горло, как тёплая волна алкоголя разливается по телу. Он грохнул кулаком по столу с такой силой, что все повернулись к нему.
Двенадцать запусков! Великолепно!
Бивак несколько секунд изучающе смотрел на него, потом вежливо спросил:
Вы считаете, двенадцать запусков в день это слишком смело, доктор Граф?
Напротив слишком скромно! Сколько, напомните, несёт один Ланкастер?
Шесть тонн, сказал Зайдль.
Значит, двенадцать запусков с боеголовкой в тонну это лишь эквивалент пары Ланкастеров по взрывной мощности. А сколько бомбардировщиков эти свиньи из ВВС присылают на наши города за одну ночь? Тысячу! Двенадцать запусков?! Граф снова грохнул по столу. Я говорю: запускаем тысячу двести!
Зайдль рассмеялся и опустил взгляд. Хубер сказал:
Но один Фау-2 сеет столько же ужаса, сколько сотня Ланкастеров, и ударяет в землю с колоссальной силой втрое превышающей скорость звука. Он наносит гораздо больший урон на большей площади, и никакая ПВО не может его остановить.
И, кроме всего прочего, добавил Дрекслер, полируя очки салфеткой, это единственное, чем мы ещё можем достать Лондон. Он надел очки и оглядел стол.
Наступила тишина.
Занятно, сказал Бивэк, словно театрально. Он отодвинул стул, встал. Спасибо за приём, полковник. Он коснулся плеча Хубера. Это не политпропаганда, а просто словами: моя вера в окончательную победу укрепилась после того, что я увидел сегодня. Как мы можем потерпеть поражение, когда наша страна способна на такие технологические чудеса? Разрешите ответить на ваш тост своим: он неожиданно повернулся к Графу и вежливо склонился, поднимая бокал, За гений наших немецких учёных!
Граф не был уверен, должен ли он вставать. В конце концов он всё же поднялся и, как все остальные, поднял свой пустой бокал.
За немецких учёных!
Когда все снова сели, Хубер жестом указал на Графа:
Доктор? Не хотите ли сказать несколько слов в ответ?
И извиниться? подразумевал его тон.
Граф улыбнулся и покачал головой:
Я не по части речей.
Речь и не нужна, вмешался Бивак. Могли бы вы рассказать нам немного о своей работе с профессором фон Брауном?
Даже не знаю, с чего начать, честно ответил он. Как можно уместить полжизни в пару анекдотов после ужина? Вдруг он пожелал, чтобы фон Браун был здесь. Тот бы заворожил всех за минуту. Не было человека, которого он не мог бы обаять даже Гитлера. Когда он смеялся, то запрокидывал свою величественную патрицианскую голову, выставлял вперёд широкий подбородок и искренне радовался, словно юный Рузвельт и в такие моменты ты был уверен, что он, должно быть, лучший человек на свете. Он точно был лучшим продавцом. Но Граф прекрасно знал, что он не фон Браун, и всё, что он мог выдавить из себя, было: