Эйзенхорн нахмурился.
Выходит, мы зря потратили вечер, еще и пришлось терпеть эту пантомиму. Попробуем завтра или послезавтра.
Ты хочешь сказать, это не Дэнс?
Он посмотрел на меня и саркастически поднял брови. В нашу первую встречу Эйзенхорн утверждал, что его лицо не способно к выражению эмоций, что, как выяснилось, было блефом. Почти постоянное отсутствие мимических жестов дело привычки и обусловленного желания ничем не выдавать себя.
Нет, Бета, ответил Эйзенхорн.
Почему?
А ято думал, у тебя острый ум, сказал он. Мы ведь ищем астронома.
И ты отметаешь этого человека, хотя он вполне соответствует описанию, только изза того, что тот слепой?
Это кажется разумным.
Слепой астроном далеко не самое невероятное явление, с которым мне приходилось сталкиваться с момента нашей встречи. Я своими глазами видела, как произнесенные слова ломают кости, а саму меня несли над крышами домов демоны. Это так, к слову.
Он вздохнул и снова бросил взгляд на невысокого мужчину за барной стойкой.
Это не он, повторил Эйзенхорн. Я только что прочитал его мысли. Он пьян, и в прескверном настроении. В мыслях нет ни малейшего следа науки или учености, а единственное имя, которое кружит в голове, это Анвенс.
Бедняга Анвенс, вздохнула я. Он подавлен и одинок. Наверное, приходит сюда только для того, чтобы послушать других.
Он приходит сюда выпить, возразил Эйзенхорн. Я слышу, как его одурманенный разум, выписывая кренделя, пытается сосчитать по памяти оставшиеся в карманах монеты, чтобы прикинуть, сколько еще амасека он может купить.
Эйзенхорн собрался было встать и уйти, но я остановила его, положив руку на плечо.
Ну, что теперь?
Послушай её, прошептала я в ответ.
Мэм Тонтелл снова обращалась к аудитории, начиная очередную ловлю.
Никого нет? спросила она. Я четко вижу число. Один-один-девять. Сто девятнадцать. О, вижу ясно как днем. Буква тоже есть. Это «Л».
Никто не ответил.
Пошли, рявкнул Эйзенхорн.
Сто девятнадцать, снова прошептала я.
Он помедлил.
Нет, она просто шарлатанка, отмахнулся Эйзенхорн.
Её состояние изменилось. Взгляни на неё, настояла я.
Мэм Тонтелл била легкая дрожь, она смотрела на толпу с какойто тревожной надеждой. Тон голоса изменился. Если это все еще было представление, то оно неожиданно переменилось в лучшую сторону и приняло странный волнующий оборот, который, однако, вряд ли нравился публике.
Там есть еще одна буква, мэм? крикнула я и услышала, как Эйзенхорн недовольно зарычал.
Мэм Тонтелл повернулась и посмотрела на меня.
Ты знаешь? спросила она.
Она не смогла бы одурачить меня своим холодным чтением.
Там есть еще одна буква, мэм? повторила я.
Да, сказала она. Женщина с трудом сглотнула. Буква «Ч». Эта буква «Ч».
Со мной была книга, записная книжка. Я одолжила её в торговом центре Блэкуордс Хотя, не «одолжила», а «украла» вот более подходящее слово. Она находилась у меня, пока я не попала под опеку Рейвенора. Это была маленькая, в синем переплете, книжица, исписанная от руки на зашифрованном языке, который никто не мог прочитать. На внутренней стороне обложки была указана цифра «119». Казалось, это обычная книга, принадлежавшая Лилеан Чейз, еретичке Когнитэ, которую Эйзенхорн начал преследовать еще до моего рождения.
Ни взломать шифр, ни понять значение номера «119», который, как я предполагала, мог быть ключом к расшифровке, так и не удалось.
И вот, кто бы мог подумать, Мэм Тонтелл, салонная актриса и фальшивый медиум, связывает этот номер с инициалами Лилиан Чейз.
Я взглянула на Эйзенхорна и увидела, как тот с хмурым видом откинулся назад. Была тут уловка или нет, но дело приняло важный оборот. Он заметил мой взгляд и ответил легким предупреждающим кивком, словно говорящим: «Продолжай, но будь осторожна».
У вас есть полное имя, мэм? спросила я.
Мэм Тонтелл покачала головой.
Ты должна выкладывать всё мне , дорогая, возразила она. Актриса выглядела крайне смущенной. Она продолжала облизывать губы, как будто её мучала жажда.
Я не люблю фокусы. Чтобы участвовать в этом вашем спектакле, мне нужно имя. Приметы.
Уродливая ухмылка исказила её лицо, женщина покраснела от гнева. Однако у меня было ощущение, что это делала не актриса. Лицо Мэм Тонтелл реагировало на некие чужеродные эмоции, овладевшие ею.
Приметы? прошипела женщина. У тебя достаточно примет! Буквы! Цифры! И вот еще Цвет. Синий. Обычный цвет, думаю, ты согласишься. Что еще нужно? Имя я назвать не могу. Не здесь и не при всех этих людях.
Теперь у меня были четыре зацепки, которые не могли быть совпадением. Цвет, ударение на слове «обычный».
Хорошо, мэм, продолжила я. Так что же это за сообщение, которое вы должны передать?
По-моему, Мамзель Тонтелл устала, вмешался Гурлан Ланмюр, делая шаг вперед. Все это время он следил за толпой и видел, как в его благородном заведении нарастает беспокойство. Чувствую, этот сеанс подошел к концу.
Я бы хотела сначала выслушать сообщение, сэр, возразила я.
Ланмюр одарил меня ядовитым взглядом.
В нашем заведении действует кодекс приличия, юная леди, вспыхнул он. Мэм Тонтелл становится нехорошо.