Наоборот, мой господин.
Эликас вновь повернул лицо к Аравейну, но вопроса не последовало.
Аравейн нахмурился, но смотрел он не на старшего библиария, а на собственное отражение в затемненном стекле. Темный Ангел хранил преданность многим воинам легиона, и его верность походила скорее на паучью сеть, нежели на четкую и неразрывную цепь.
Да, там был элемент предостережения, сказал Аравейн, аккуратно подбирая слова подобно тому, как человек переставляет ноги, шагая по тонкому льду. Однако это скорее не отголоски будущего, а эхо прошлого событий, случившихся после Каркасарна, когда Лев только недавно разделил и рассеял легион, чтобы расширять Крестовый поход и множить победы Первого на просторах Галактики своего Отца.
Помню, произнес Эликас. Вместе с капитаном Телиалом из Двадцать первого ордена я летел к Тау-Аспередин, и к примарху меня призвали лишь во время второго ксеноцида рангданцев. В тот момент я мог разрыдаться. Меня лишили возможности оказаться в компании генного отца, и на протяжении столь многих лет завоеваний я страстно желал оказаться рядом с ним.
Взор Аравейна устремился куда-то вдаль.
Меня и тактическую группу Девятого послали в направлении края Галактики, к северным границам сегментума Обскурус и Вурдалачьих звезд. Моя баржа входила в состав флотилии, которая должна была стать подкреплением Девятнадцатому на Индра-суле, после отбытия Вороньего лорда. То, что я там увидел
Аравейну не требовалось закрывать глаза, чтобы четко восстановить в памяти эту картину. Люди. Даже после освобождения Гвардией Ворона миллиарды людей вели себя словно скот, ибо целые поколения интенсивной психической жатвы, проводимой голодными ксеносами, оставили все население планеты с технически мертвыми мозгами. Для
Аравейна подобный вид деградации был худшим из всех возможных, а у жителей мира даже отсутствовало сознание, чтобы понять это. Омерзительные ксеносы, которые так долго держали планету в своей хватке, видели в людях лишь инкубаторы для психических энергий, употребляемых тварями в пищу. Итераторы, высадившиеся вместе с Темными Ангелами из Девятого ордена, пришли в ужас и объявили, что у выживших нет надежды на спасение, после чего порекомендовали Механикуму направить население мира на сервитуде имперпетуис в качестве лоботомированных рабов-сервиторов.
Великий крестовый поход слишком поздно добрался до Индра-сула.
Если говорить об Аравейне, то, по его мнению, последний акт милосердия был самым меньшим, что Темные Ангелы могли предложить населению планеты в знак своего покаяния.
В чем дело, брат? спросил Эликас, побуждая Аравейна к ответу. Что ты видел?
Простите, владыка Должно быть, испытанное на борту «Обрина» сбило мой настрой. Я уже открыл вам больше, чем стоило.
Скрытый тенью старший библиарий внимательно изучал Аравейна. Эликас был довольно могущественным псайкером, способным проникнуть в разум бывшего ученика и достать оттуда любые ответы, какие только пожелает, если бы любопытство толкнуло его на это.
Тем не менее он так не поступил и повернул голову обратно к стеклу апотекариона.
Важность секретов я постиг ближе к концу Объединительных войн, произнес Эликас с отчужденным видом. Даже тогда мы уже были сыновьями своего отца, как он был Его сыном.
Аравейн нахмурился, но, прежде чем он успел подумать, уместно ли переспросить, что терранец имеет в виду, находящийся по другую сторону затемненной панели Сатариил жестом указал на библиариев. Отступив от изуродованного человеческого трупа на апотекарионском столе, он снял шлем, и Аравейн увидел длинные волосы цвета тикового дерева, ангельски красивые черты лица и глаза с холодным и острым, как иголки зимних сосен, взглядом.
Вы подкинули мне головоломку, кодиций, сказал Сатариил. Встроенная в звуконепроницаемые стены вестибюля аугмиттерная система делала его голос металлическим и дребезжащим. И после долгого варп-путешествия, уведшего нас от добытой на Улланоре славы, я благодарен вам за нее.
Подробнее! потребовал Аравейн, наклонившись к вмонтированному в подоконник панели воксу.
Причина смерти вполне ясна. Ранение от попадания реагирующего на массу снаряда в живот и последовавшее за ним обильное внешнее кровоизлияние. Однако странность заключается именно во времени наступления смерти. Я бы сказал, что человек умер спустя тридцать минут после того, как журнал шлема брата Пелиата зафиксировал выстрел.
Крепкий, сказал Эликас.
Мы с вами способны выказать подобную стойкость, находясь при смерти, произнес Сатариил. Но смертный человек? Он должен был умереть мгновенно.
Мог ли журнал шлема допустить ошибку? поинтересовался Аравейн.
Возможно, хотя и маловероятно. Тем не менее это далеко не самое странное.
Не самое странное?
Нет.
Говори, апотекарий.
Этот человек умер за много дней до того, как его поразил выстрел Пелиата.
Что? спросил Эликас.
По крайней мере, он должен был умереть. Сатариил показал окровавленной рукой на оттянутые назад крылья клиновидной кости в черепе смертного. Он страдал от обширного неврального рубцевания, и прежде я не видел ничего подобного. Очень похоже на то, как если бы почти в каждой доле его мозга одновременно возникла дюжина аневризм. Лишь для того, чтобы сохранить работу функций организма, за которые отвечает вегетативная нервная система, потребовалось бы серьезное искусственное поддержание. А что насчет бега по палубам до прибытия брата Пелиата