Будет исполнено, господин полковник. Еще что-нибудь?
На этот раз «еще что-нибудь» Нуньес пропустил мимо ушей.
Дежурный Он помолчал. Что вы думаете насчет этих толчков?
Северяне долбят тоннель, господин полковник. Это все знают.
Откуда?
Неопределенное мычание на другом конце провода дежурный прикусил язык. Нуньес дал отбой, хмыкнул. Век живи, век учись а толку? Во всяком случае, уже ясно, какого тона придерживаться в отчете. Закончить и отправить непременно сегодня: когда начнутся боевые действия, будет поздно. Границе конец. Какой бы крен ни приняли события, границы здесь уже не будет. Как это поется: «Вперед, линейная пехота, вперед сквозь огнь» Господи, с чем же там рифмуется «огнь»? Надо же, забыл. Ну и ладно Нуньес почувствовал прилив сил, захотелось расправить плечи. Рано в отставку, рано. Конечно, о линейной пехоте пора забыть, но и на оперативно-штабной работе потребуются офицеры с опытом службы в местных условиях
А почему бы, собственно, и нет?
Скорее, вы, там! Ливень идет.
Вольфганг, красный от натуги, протолкнул в грузовой люк холодильник с образцами флоры.
Готово.
А скафандры? спросил Симо. Скафандры взял?
Так мы же вернемся
Верно Симо кисло улыбнулся, кивнул. Конечно, вернемся завтра. Ну, послезавтра. Что я им буду послезавтра врать, подумал он в отчаянии. Что? Прибегут растерянные, обманутые И самым ужасным, отчего захочется закрыть лицо, будет уверенность ребят в том, что я точно так же был обманут; они не позволят себе думать иначе, даже Ахмет. Блажен, кто верует. Чернов тоже верует в то, что сделает все возможное для того, чтобы двое-трое из нас вернулись из Межзоны со статусом наблюдателей, и господи, как же мне хочется в это поверить этим он всех и купил. Но мы не вернемся. Чернов дал себя уговорить, уже сейчас, должно быть, прикидывает, какие пружины нажать, с кем переговорить в первую очередь, с кем во вторую и какие выбрать слова, он действительно сделает все возможное. Но когда явно, голо, грубо встанет вопрос, кого ему спасать: вонючих вариадонтов или старого, хотя и заблуждающегося, друга, можно не сомневаться, кого он выберет И мы не вернемся.
Там опять Третий сказал Вольфганг. Стоит и ждет вас.
А сам что же? Симо постарался не встретиться с Вольфгангом взглядом.
Он не хочет говорить со мной. Он хочет говорить с вами.
Из бокового люка высунулся Ахмет. Прислушивался с интересом.
Скажи ему по лицу Симо прошла судорога. Он ощутил неожиданную злость: какого черта Мало для них сделали? Скажи ему, что меня нет дома, что ли
Взлететь успели
до ливня.
Глава 1
Шабан сидел на уступе торчащей из снега остроконечной глыбы, с наслаждением вытянув гудящие от долгого подъема ноги, и смотрелся в нарукавное зеркальце, потому что больше делать было нечего. Пока поднимались, прояснилось, низовой ветер отогнал облако в долину, и теперь стали отчетливо видны изломанные пики хребта Турковского, забитые снегом ущелья, белые шапки далеких вершин и крутые, не удерживающие снега склоны.
Как думаете, на какой мы высоте? спросил Роджер.
Тысячи четыре, лениво ответил Шабан. Может быть, четыре сто сто пятьдесят. Не больше. Для такой высоты очень хорошая видимость. Обычно здесь всегда туман.
Вершины какие-то нереальные, сообщил Роджер. Как в мультфильме. И не приблизились совсем. То же самое, что и с равнины.
Шабан хмыкнул. В их работе Роджер был новичком и к горам относился с восторженной обидой. Все хорошо, и все плохо. Устал, зато вокруг красиво. Красиво, но снег пошел. Заблудились, зато уронили в снег и потеряли спасательный буй и запасную батарею к геолокатору пять килограммов с плеч долой! Кнут и пряник. Теперь вот видны все восемь главных вершин, зато опять издалека, у Роджера в голосе комбинация восторга и обиды.
Предположим, нам будут сбрасывать еду и батарейки за сколько дней мы дойдем до гребня?
Шабан поковырял ногой снег, раздумывая: отвечать не отвечать? Вопрос был дурацким даже для новичка.
Ни за сколько. Если даже не убьемся на стенах, то просто замерзнем.
В хитинах?
Там не поможет. Один дождь тысячах на шести и часа не протянем.
Было видно, как за стеклом шлема Роджер обиженно заморгал. Справа вставал мало заснеженный Срединный гребень, выставив над собой, словно зубы, острые, пятнадцатикилометровой высоты пики. Где-то еще правее, отсюда не видно, должен быть тот перевал, который он, Шабан, одолел два года назад, не пешком, конечно. Пешком никому не одолеть.
Он пошевелился, проверяя, не примерз ли хитин к камню. Нет, не примерз. В ногах, полузакопанный в снег, работал геолокатор, отмечая писком повороты луча. Сколько еще? Пожалуй, минуты две-три. Пора, засиделись. И ветер подымается. С чего бы? Ага, значит, с долины пойдет верховой поток, погонит облако обратно.
Я еще хотел спросить, сказал Роджер. Правда, что по ту сторону можно дышать без фильтра?
Врут.
Говорят еще, что убегунов там нет.
Помолчал бы лучше, а? Дай отдохнуть. Нету там убегунов, с раздражением сказал Шабан. И не топчись, пока локатор работает.
Так ведь снег, снег-то амортизирует, возразил Роджер, но топтаться перестал. Стоял, молча смотрел на Шабана. А Шабан, злясь, подумал, что при всех своих несомненных достоинствах Роджер бывает труднопереносим: вечный вид по форме «чего изволите», нескончаемые вопросы типа тех, что задают и совершенно напрасно учителям на переменах примерные ученики, не для того, чтобы что-то выведать, а просто чтобы понравиться, и неистребимое, на лице написанное желание иметь наставника, такого, как Шабан, а ему, Шабану, менторский вид уже ох как надоел. Вот если бы остался Менигон