Просыпайся!
Ответом было лишь раздраженное ворчание.
Суни! вскричал Ганнон, залепив другу пощечину.
Эй! вскрикнул Суниатон, садясь. За что?
Ганнон не ответил на вопрос.
Где мы, во имя богов?
Суниатон повертел головой, и последние остатки хмеля улетучились.
Священная Танит в небесах, выдохнул он. Сколько же мы проспали?
Не знаю, буркнул Ганнон. Долго.
Он показал на запад, где солнце едва проглядывало сквозь штормовые облака. Было понятно, что дело близится к вечеру. Ганнон аккуратно встал, так, чтобы не опрокинуть лодку. Пригляделся к горизонту, туда, где небо смыкалось с покрытым волнами морем. Долго глядел, пытаясь найти стены Карфагена или скалистый мыс к северу от города.
Ну? спросил Суниатон, не в силах скрыть страх.
Ганнон удрученно сел.
Ничего не вижу. Мы в пятнадцати-двадцати стадиях от берега. Или еще дальше.
Последние остатки румянца схлынули с лица Суниатона. Он инстинктивно вцепился рукой в полую золотую трубку, висящую на ремешке у него на шее. Украшенная головой льва, она хранила внутри крохотные куски пергамента с охранными заклинаниями и молитвами богам. У Ганнона была такая же. Он с трудом удержался от того, чтобы не повторить жест друга.
Надо грести обратно, заявил он.
По такому морю? переходя на визг, крикнул Суниатон. Ты с ума сошел?
Ганнон жестко глянул на него.
У нас есть выбор? Может, из лодки выпрыгнуть?
Друг опустил взгляд. Оба они держались в воде достаточно хорошо, но им никогда не приходилось плавать на большие расстояния, особенно в сильную волну, как сейчас.
Схватив весла, Ганнон вставил их в железные уключины, развернул лодку носом на запад и принялся грести. И тут же понял, что его усилия тщетны. Встречный ветер был такой силы, какой он еще в жизни не встречал. На них будто накинулся взбешенный зверь, а голосом ему служили завывания ветра. Не обращая внимания на предчувствия, Ганнон продолжил грести, вкладывая всю силу в каждый гребок. Наклон назад. Весла сквозь воду. Поднять. Наклон вперед. Рукояти весел у коленей. Снова и снова он повторял эти действия, не обращая внимания на пульсирующую головную боль и сухость во рту, проклиная их глупость. Нельзя было пить все вино. «А если бы я послушался отца, то сейчас был бы дома, с горечью подумал он. В безопасности, на суше»
Наконец, когда его руки начали дрожать от усталости, Ганнон перестал грести. Даже не глядя по сторонам, он понимал, что их положение мало изменилось. Из каждых трех гребков течение сносило их назад в море минимум на два.
Ну?! крикнул он. Ничего не видишь?
Нет, мрачно ответил Суниатон. Подвинься. Моя очередь. Делать больше нечего.
«Совсем нечего», подумал Ганнон, глядя в темнеющее небо.
Они осторожно поменялись местами на небольших деревянных банках, служивших внутри лодки сиденьями. Из-за кучи скользкой рыбы под ногами это оказалось особенно сложно. Пока его друг греб, Ганнон пристально вглядывался в горизонт, пытаясь увидеть землю. Они не разговаривали смысла не было. Дождь барабанил по их спинам, и в сочетании с завыванием ветра это создавало отвратительную какофонию звуков, так что нормально вести разговор было невозможно. Лишь прочная и грубая конструкция лодки спасала их от того, чтобы не оказаться в холодной воде.
Когда силы закончились и у него, Суниатон убрал весла и с надеждой поглядел на друга. Ганнон лишь качнул головой.
Ведь сейчас лето! вскричал Суниатон. Такой шторм не мог начаться так быстро и неожиданно.
Наверняка признаки шторма были, резко ответил Ганнон. Как думаешь, почему вокруг нет других лодок? Они все
пошли к берегу, когда ветер начал крепчать.
Покраснев, Суниатон склонил голову.
Прости, пробормотал он. Это я виноват. Не надо было брать отцовское вино.
Ганнон взял его за колено.
Не вини себя. Ты же не заставлял меня пить. Я сам согласился.
Суниатон слегка улыбнулся, но улыбка сразу пропала с его лица, когда он поглядел под ноги.
Нет! вскрикнул он.
Ганнон тоже поглядел вниз и увидел, что тушки тунца плавают в воде. Лодка дала течь, и надо было немедленно что-то делать. Стараясь не впадать в панику, Ганнон начал выкидывать рыбу за борт. Выжить важнее, чем заработать денег. Освободив дно лодки, он вскоре нашел гвоздь, вылезший из одной из досок, и, сняв с ноги сандалию, принялся колотить по нему подбитой гвоздями подметкой. Течь ослабла. К счастью, в лодке было небольшое ведро, в котором хранились запасные грузила для сети. Схватив его, Ганнон принялся вычерпывать воду. И вскоре с облегчением понял, что вычерпал достаточно.
Загрохотавший над их головами гром едва не оглушил его. Суниатон застонал от страха, а Ганнон резко выпрямился.
Небо над головой уже было зловещего черного цвета, и сквозь тучи мелькали желто-белые сполохи молний. Ветер поднял сильную волну и становился все сильнее. Шторм набирал силу. Лодку захлестывали волны, и Ганнон удвоил усилия, продолжая вычерпывать воду. Теперь шансы дойти до Карфагена на веслах окончательно пропали. Их несло на восток, прямо в Средиземное море. Ганнон постарался не выказать паники, постепенно охватывающей его.