последнего из прямых наследников Дома Романовых, расплата за казнь невинного младенца Ивана, сына русской царицы Марины Мнишек? Первый же Романов, сам едва не отрок, запятнал и заклял казнью и Дом свой, и всю Россию. Младенцу было четыре года повесили, не ужаснулись.
За грехи Иоанна Грозного род истребился и сгинул. Но кровавая точка, поставленная в Угличе, прожгла пророческий свиток насквозь и обернулась зародышем бури, черной, пахнущей сгоревшими людьми. Эта буря кружила над нашей землей целое столетие. И уничтожились вера и патриаршество, и погас в народе свет Духа Святого.
А чем обернулось заклание царевича Алексея, который тоже есть точка в свитке Судеб, мы уже не по былинам, не по сказаниям Бояновым знаем.
Да помилует Господь русский народ, утишит Русскую землю.
Да соединятся святые Небеса с очищенным от скверны Отечеством нашим.
Нам молить, а миловать Господу
Борис Годунов
Скрючившись, бочком сидел за печкой в простенке на березовых рубленых полешках правитель Борис Федорович.
Печь скрывала от нескромных взоров куцеватую лежанку. Монастырь потому и Новодевичий, что для дев. Все тут складно, махонько На лежанке было бы удобнее, но печь днем протопили, и кирпичи, отдавая тепло, жгли нестерпимо. Борис Федорович о жаре и тесноте забывал, слушая речи. Ему бы еще щелочку!..
Вот тебе денюжки! И тебе столько же! дружески шептала инокиня Александра. Всего вашего дела привести людей. Послужите Борису Федоровичу, и он вам послужит.
Царица, ты всем нам мать! Ради Бориса Федоровича вот так постараемся! сказал один, и другой поддержал товарища:
Когда в прошлый четверг печатник Васька Щелканов выходил на площадь, мы кричали: «Да здравствует Борис Федорович!»
Верно, царица-матушка! Щелкан глазами зыркает, как волк: «Присягайте, так вашу, Думе, боярам великородным!» А я ему в ответ: «Не знаем твоих бояр! Знаем одну царицу!» Это же я кричал!
Он, царица! Он! подтвердил товарищ. А я тут и возопил: «Да здравствует Борис Федорович!»
За такую службу вас имениями наградить не грех. Братик мой добро помнит. Такой уж уродился: зла не держит, за доброе последнее с себя скинет и отдаст.
Послужим Борису Федоровичу! Царь Федор Иоаннович был чистый ангел. Мы разве враги себе, чтоб благодетеля-правителя на плута Шуйского сменять?! Будь, царица, спокойна!
Не царица я! Нет уж больше Ирины Федоровны, есть инокиня Александра. Не ради брата хлопочу, ради доброго мудрого царя для государыни Москвы! С Богом!
Тени на стене сломались пополам, сапоги затопали и стали в дверях.
Мы по сту человек пригоним завтра к твоим окошкам! И по двести! А ты, царица, Борису Федоровичу напомни про именьица, когда в царях будет.
Постараетесь вы для Русской земли, постараюсь и я для вас, обещала мать Александра.
Борис выбрался из-за печи, спеша распрямиться, размять затекшие руки и ноги.
Разговорились!
Ласковый разговор дороже денег. На слова ли жадничать?
Спасибо, Иринушка! Устала хлопотать, а я ждать устал, но поспешить никак нельзя! Потрафишь нетерпению угодишь в такие сети, что и за сто лет не выпутаешься. Боярам нужен не царь, а дудка в шапке Мономаховой. Чего они дунут, то царь и гуднет. Не бывать по-ихнему. Не бояре меня на престол посадят, вся земля Русская.
Шел бы ты спать, Борис. Сбудутся завтра твои сны, утолишь свою жажду. Был первым слугою, будешь первым господином.
Испуг вскинул Борису брови. Кончики пальцев задрожали.
В чем? В чем попрекаешь меня?
Мать Александра устало потянула ворот черной рясы.
Боже упаси! Час поздний, вот и сказалось что-то не так. Что сказала-то, не помню?
Борис перелетел келию, растворил дверь, закрыл тихо, плотно.
По ногам дует Пал на колени. Клянусь! Кладу жизнь мою на Господню Судную книгу. Да судимо будет потомство мое Страшным судом!
Не надо, Борис! побледнела мать Александра.
Нет, я клянусь! Клянусь! Не травил царя Федора Иоанновича. Как можно придумать такое? Я за царем был как за стеной, от всех ветров и дуновений защищен и сокрыт! Всем пылом моего благодарного сердца любил я мужа твоего, Иринушка. За кротость! За мудрость, недоступную нам, грешным! Уж кто-кто, а я знал: простота царя от великодушия, убогость от смирения. Он был врач. Душу царства врачевал тишиною.
Мать Александра махнула
рукавом по столу, и серебряный колокольчик для вызова слуг упал, покатился по полу, рассыпая звон.
Борис вскочил с колен. Поднял звонок, а в келию уже входили две сестры. Мать Александра сказала им:
Принесите квасу вишневого да черемухового. А правителю в его келию воды горячей поставьте ноги перед сном попарить.
Там еще трое пришло! сказала монахиня.
Попотчуйте вином и приводите.
Борис сел на лавку, плечи у него опустились, правый глаз ушел в угол глазницы, кося по-татарски.
А вот не пойду в цари, и живите как знаете! Дурака сыскали за все человеческие мерзости быть Богу ответчиком. Клянусь! Трижды клянусь! Царевича Дмитрия не резал! Дочери твоей младенцу Феодосии яду в молоке не подносил. То Шуйские, то Романовы наплодили лжи. Господи, пошли им утонуть в их же злоречье