Ну вот, значит, встретил Иван ее и встретил. Она, паря, шибко хороша собой была, да и сейчас еще на нее заглядишься Иван познакомился с ней. Отец да она жили вдвоем, приняли его, угощали. Они, гольды-то, хлебосольные: как к ним заедешь, так они уж и не знают, чем бы попотчевать. Иван, паря, не будь плох, давай было с ней баловать, известное дело мужик и мужик. Беда! усмехнулся Кешка. Молодой, кровь играет Ну, она себя соблюдала, никак ему не давалась. Она гордая была, ее там все слушали, все равно как мы попа Ничего у него не вышло, и поплыл он своей дорогой. Ну, проводила она его и пригорюнилась. Запал он ей в голову. Плачет, шаманство свое забывает, бубен этот в руки не берет. А у Ивана-то, не сказывал я, вспомнил Кешка, осталась зазноба дома. Ведь вот какая лихота: у него зазноба,
а он баловать вздумал Сам-то он родом с Шилки, из мужиков, от нас неподалеку, где мы раньше до переселения жили, там их деревня. Сватался он к Токмакову. Шибко это торгован у нас, по деревням, по Аргуни и Шилке славился. Дочка у него было Анюша, не девка облепиха! Парнем-то Иван все ухлестывал за ней. А послал сватать, старик ему и сказывает: мол, так и так отваливай Иван-то после того, конечно, на Амур ушел, чтобы разбогатеть. «То ли, говорит, живу мне не бывать, то ли вернусь с деньгами и склоню старика». Свиделся он тайком с Анюшей перед отъездом, попрощался с ней и с первыми купцами уплыл в Николаевск. Своего товару прихватил, мелочь разную.
Ну, плывет, плывет Где его хозяин пошлет на расторжку с гольдами, он и себе мехов наменяет. Он и в Бельго попал случайно. Купец посылал его куда-то на лодке, а начался шторм, сумрак опустился, была высокая вода, его и потащило, да и вынесло на бельговскую косу. Утром он огляделся гольды к нему приступают Вот теперь я правильно рассказываю, оговорился Кешка, а то бы непонятно было, чуть не пропустил я главного-то. Гольды позвали его к себе, ну, тамока он и Анну встретил, и все так и пошло. Ну вот. Ничего у него с ней не вышло, а как приплыл баркас, Иван ушел на этом баркасе вниз по реке. Так дальше ехал, опять торговал, помаленьку набирал меха. В Николаевск привез целый мешок соболей, сбыл по сходной цене он тогда с американцами выгодно сторговался, набрал себе товару и сам, от купца отдельно, пошел по осени обратно. Как встал Амур, купил он себе нарту и пошел нартой на собаках. И вышла ему удача: по дороге опять наменял у гиляков меха. Ну, паря, все бы ничего, да за Горюном напали на него беглые солдаты тогда их тут много из Николаевска удуло, напали они на него и маленько не убили. Конечно, все меха отняли
Замерзал он израненный. Наехали на него гольды, отвезли к себе в Бельго. Там его шаманка признала, взяла к себе. Они с отцом ходили за ним, лечили его своим средством. Ну вот, оздоровел он и грустит, взяла его тоска. Амурская тоска это такая зараза, беда. Как возьмет ни о чем думать не станешь, полезет тебе всякая блажь в башку, ну, морок, он и есть морок. Нищий он, нагой, Иван-то, куда пойдет? Дожил до весны у гольдов. Лед прошел плывут забайкальские земляки. Вышел он на берег. «Ну, Иван, сказывают, Анюша долго жить приказала. Ждала тебя, ждала не дождалась». Анюша-то ушла из дому темной ночью на Шилку да и в прорубь. Не захотела богатого казака Сказывают, как Ванча наш услыхал это, так и заплакал. Шаманка-то его жалеет, гладит по лицу, а у него по скулам текут слезыньки.
Эх, Амур, Амур! Сколько через него беды!.. вздохнул Кешка. Иван-то и остался у гольдов, стал жить с шаманкой, как с женой, она свое шаманство кинула. Стали они зверя вместе промышлять. Жил он, как гольд, своих русских сторонился. Потом архирей приезжал, окрестил Ангу, велел им кочевать на Додьгу. Говорил Бердышову: «Отделяйся, живи сам по себе, заводи скот, хозяйство, а то огольдячишься. А мы тебе еще русских крестьян привезем, церковь на Додьге построим». Ну, однако, он уже теперь перекочевал, Ванча-то
Эх, паря, и баба у него, адали малина, хоть и гольдячка, а красивая, заключил Петрован Кешкин рассказ. Игривая, язва! Как взглянешь зачумишься, покосился он посоловевшими глазами на темно-русую и миловидную Наталью Кузнецову. Купец Серебров какие деньги давал Ивану, чтобы привел ее на баркас.
Не взял Иван, заметил Кешка.
Тут какую русскую переселеночку дешевле сторговать можно, продолжал Петрован.
Наталья поднялась и отошла от костра к шалашу. Крестьяне слушали Петрована молча и с явным неудовольствием.
Баб-то нет на Амуре, не хватает. Привезут баржу с арестантками, так их солдаты разбирают, продолжал казак. А уж переселеночки-то другое дело У нас на Шилке ли, на Среднем ли Амуре есть деревни, богатеют через баб, отстраиваются Тракт-то идет зимний, господа едут, купцы и бабам работы много усмехнулся казак.
Я у вас в Забайкалье свадьбы видел, заговорил Тимошка Силин, так казаки калым за девок берут.
Как же, это что казаки, что крестьяне первая статья, ответил Кешка. У кого девок много, тот и богат. Замуж выдавать с жениха калым.
Это только разговор! сказал Егор, не веривший, чтобы весь народ был так испорчен. Ему казалось, что казачишки хвалятся зря.