Будешь возле меня с сего дня, велел Иоанн. Жалую тебя из казны своей и всем, что приглянулось.
Я, государь пресветлый, твой воин и не раз с тобой ходил, куда Богу и тебе угодно указать. За ласку благодарствую и как награду принимаю. А так мне ничего не требуется, окромя твоего благоволения.
Басманов усмехнулся и шепнул боярину Шереметеву:
Вот шельма, смел и свое возьмет.
Иоанну повадка Малютина зело понравилась. Он кивнул розмыслу:
Гляди, твой избавитель.
Толмач Ларионов, который постоянно находился при немчине, перевел.
О, я, я! воскликнул, кланяясь, человек, на совести которого лежало уничтожение целой страны. Благослови его Господь! Коварство самая неприятная черта покоренного государем народа. Европа никогда не забудет того, что вы для нее сделали, ваше величество.
Ларионов переводил слово в слово, но немногие поняли скрытую суть ответа чужеземца. Среди этих немногих оказался и Малюта. Против татар и турок союзников ищут.
Словом, они нашли друг друга и с того нигде не обозначенного дня, но который, безусловно, был, никогда не разлучались надолго, а когда все-таки смерть их разделила более чем на десятилетие, Иоанн сильно тосковал, хотя при жизни вернейшего из слуг обзывал и собакой, и шакалом, и диким вепрем и ругал по-всякому, употребляя брань из наречия, которым пользовались враги в казанском краю.
Иди, приказал Иоанн Малюте. И чтоб по первому зову. Ждать не люблю. Взыщу круто! Солжешь башку снесу.
Коротко бросил, как отрубил. Потом он сел в кресло и обратился к розмыслу, задав ему целый ряд вопросов. Пригодится, когда пойдет воевать ливонскую сторону.
Происки или мятеж?
Мятеж, мятеж! Если внезапная горячка доконает Иоанна, то из тех, кто сейчас стоит здесь, в том числе и Малюта пусть у самого порога, никого не останется: все пойдут под нож или, разосланные по кельям, будут гнить в ожидании, когда удавку накинут на шею.
Из негромких и уклончивых разговоров не только в опочивальне, куда заходил по зову Басманова и однажды самого Иоанна, но и в Столовой комнате, а позже в Передней избе дворца Малюта понял, что ничего необычайного в нынешней смуте нет.
Кому престол передать в случае прискорбной кончины: тому, на кого указал государь, или по закону, основанному на освященной веками традиции? вопрошал князь Иван Михайлович Шуйский, и по лукавой физиономии боярина и воеводы скользила неясная и не приличествующая моменту усмешка.
Физиономий с подобным шуйским выражением в царских покоях было много: чуть ли не каждый второй. Молчание попа Сильвестра и Алешки Адашева Малюте не нравилось. Умные, хитрые и изворотливые, поставленные судьбой перед внезапным выбором, они еще не выработали до конца линию поведения. Басманов поздно вечером велел Малюте:
Ухо востро держи да посматривай! И твоя голова на плечах не удержится. Жалованных не очень-то новая власть любит.
Так и их ведь жаловали.
То их, а то тебя.
Малюта получил шубу, кафтан с золочеными пуговицами, серебряный ковш, боевой меч и десять рублей деньгами. Монеты лежали в кожаном кошеле. Грязным досталось не меньше. Правда, один из братьев Васька завистливо посетовал:
Моя-то не с царского плеча сильно ношена и молью трачена.
С царского и не обещали. Шуба боярская, не рвань какая-нибудь. И не с мертвого содрана. Так чего тебе еще? успокоил приятеля Малюта.
А почем знаешь, что не с мертвого? поинтересовался Василий.
Ты попробуй сыми! Не пробовал, что ли?
Сапоги и впрямь тяжело. Кафтан тоже. Шубу не приходилось.
Шуба Грязному была впору, дали не первую попавшуюся и не татарскую.
Словом, тех, кого государь после взятия Казани одарил, если он преставится, здесь не будет.
С деда его великого князя и государя Иоанна Третьего Васильевича началась кутерьма, задумчиво произнес дьяк Иван Михайлович Висковатов, которого Иоанн до внезапной болезни крепко обласкал и богато наградил.
Ну нет, Иван Михайлович, закачал головой окольничий Федор Адашев, отец Алексея. Молод ты, и память у тебя коротка. Отца его Василия Второго Васильевича отчего Темным нарекли? Не от рождения он взор потерял.
В глубину боязно заглядывать. Мало ли что в древности случалось!
В древности?! Помилуй, Иван Михайлович! Оглянись! Тут любой тебе глаза выколет и не охнет. Хорошо, если мы с тобой на постели скончаем дни свои. Но не очень верится.
Имя деда и отца пока еще дышавшего царя часто сейчас упоминали. Малюта в ближних комнатах редкий гость и многого не знал, поэтому услышанное впитывал с живейшим любопытством.
Чем хуже себя чувствовал Иоанн, тем больше языки у бояр распускались. В опочивальне замерла душная тишина, и сколько Малюта ни наставлял ухо, распознать, что там происходило, не удавалось. Ясно, что с каждым часом положение становилось безнадежнее. Иоанн не узнавал ни братьев царицы Анастасии, ни Шуйских, ни Воротынских, ни Басманова, язык у него заплетался, мысль ускользала. Взор мутный и блуждающий. Горячка вот-вот должна взять страдальца. Дьяк Михайлов прошел в опочивальню, приблизился к одру ослабевшего Иоанна и с бесстрашной твердостью произнес:
Пора тебе приспела, пресветлый государь, совершить духовную.