Эрлих Генрих Владимирович - Иоанн Грозный и Годунов. Сборник. Кн. 1-14 стр 38.

Шрифт
Фон

Специфика русской жизни того времени, ее беззаконная сущность, несмотря на вышедший Судебник, после крушения коммунистического режима стала очевидна для всех. Законы в государстве Российском, сколь они ни были бы хороши, никогда не исполнялись в полном объеме. Видимо, это и послужило причиной того, что имя Малюты Скуратова, дипломата, воина, родственника московских царей и одновременно заплечных дел мастера, стало нарицательным, а имена Сансона или какого-нибудь Фуке-Тенвиля, так же как Екатерины Медичи и Гизов нет. Между тем по числу жертв и изощренности пыток Малютинская эпоха не идет ни в какое сравнение с чужеземными примерами. Закон что дышло Это дышло никогда не выпадало из рук героев известного поприща.

Передышка

I

С татарвой и турками Малюта тоже предпочитал не иметь никаких дел, однако саблю приобрел у османов-купцов кривую, в изукрашенных ножнах. Острую на диво летящий прутик перерубала,

а голову с плеч сносила напрочь с единого замаха. Ружья Малюте тоже нравились нетяжелые, удобные и безопасные. Похожи на игрушки, ими и дитя управится. Вот эту ненависть к иноземцам и привязанность к некоторым полезным изделиям он никак примирить внутри себя не умел да и, наверное, не хотел.

Зачем их сюда пускают? спрашивал Малюта Басманова. Мы по ихним дорогам не шляемся. Куда ни глянь в Москве везде немчины. Гнать из Ливонии псов пора. Берег очистить от басурман.

А Казань? наставительно напоминал Басманов. Казань на загривке висит, как борзая у волка. Молод ты, Малюта, про то рассуждать, хотя действительно: куда ни плюнь попадешь в немчина, а немчин, что жидовин, для русской жизни пагубен.

Они возле князя Андрея так и вьются. Он к чужому привержен.

Гудцов наших выпихивает со двора. Когда песни заводят уши затыкает и морщится. А женкам худосочным платочком машет. Да все рыжим и каким-то кривоглазым. И Грязной, тенью следующий за Малютой, сразу переводил разговор на женщин, без которых ни теплой мужской беседы, ни развеселой жизни не мыслил.

Ну, подождите: доберемся до вас, щерясь, грозил Малюта. Доберемся. Но Ливонию раньше свернуть надо. Оттуда ползут.

А Казань? повторял с раздражающим спокойствием Басманов. Когда тебя теснят спереди и сзади, не очень разгуляешься. Правда, Афанасий?

Князь Афанасий Вяземский не отвечал. Он вообще язык свой не утруждал, предпочитая действовать, а не толковать о пустяках, за что государь его начал давно к себе приближать. Басманов, тонко чувствовавший перемены в настроении Иоанна, быстро заводил дружбу с новым фаворитом. Вяземский слыл неглупым человеком, обладавшим большой выдержкой и сметкой хозяйственной. Твердость он не раз выказывал не только на охоте. В Воробьеве первым бросился на взбунтовавшуюся чернь. И молча метал людишек в разные стороны.

Сейчас за столом в доме Басманова Малюта отчего-то припомнил немчина Ганса Шлитте, который года три назад крутился здесь, в Москве, и даже государю наобещал с три короба. Тонконогий, как все иноземцы, с остренькой бородкой, он походил на какую-то экзотическую заморскую птицу. Толмач из Посольской избы, по прозванию Елизар, часто Шлитте переспрашивал: то ли словцо заковыристое плохо разбирал, то ли вообще с трудом понимал речь тихую, уклончивую и уснащенную всякими дополнениями.

От Елизара и проведали про этого самого Шлитте поподробнее. Кремлевская стража народ любопытный, недоверчивый. А с немчином воинников пять ломилось в царевы покои. Воинники в латах, шлемы, оперенные разноцветьем, накидки бархатные. Басманов приказал пустить. И князь Андрей Курбский тут как тут. Он всегда при иноземцах. Чужое милее своего. Не Малютой замечено.

Про страны дальние брехал. Сам родом из Саксонии. Императора Священной Римской империи Карла Пятого первый друг. От императора всего и добивается. Государь зодчих просил прислать, оружейников, лекарей, аптекарей, звездочетов и даже корабельного мастера, чтобы большие лодки строить.

Деньги просил в задаток, сказал опытный пушкарь Матвеев. Сулил много.

Пушкари золотом более иных воинов интересуются. Им порох нужен, повозки, лошади.

А вот и нет, отрезал Елизар. Он от чистого сердца предлагал, раз такое дело! Только вы, дескать, со мной противу турок пойдите.

Толмачи к чужестранцам приверженность имеют. Кто за подарки, а кто и просто.

А какое такое дело? всполошился Матвеев.

Да такое! Река в другое русло поворачивает и мы с ней!

В какое русло? опять подозрительно спросил Матвеев, не разумея тонкого дипломатического намека.

В новое, засмеялся Елизар и, махнув рукой, пошел в дворцовые сени, не оглядываясь на слушателей.

Малюта потом несколько дней оберегал Ганса Шлитте от любопытства толпы, близко видел, как князь Андрей чуть ли не в обнимку с ним ходил, пировать к себе в дом приглашал и расспрашивал про жизнь саксонскую, польскую и литовскую. Ганзейское недоброжелательство ругал и утверждал, что русский боярин да вдобавок князь с давних лет имеет право жить, где ему заблагорассудится, и отъезжать прочь из Москвы и от государя волен в любое время.

«Ну, нет, думал Малюта, шалишь! Где заблагорассудится! Ишь ты! А служба государева?! Боронить страну кто за тебя будет? Ну, нет! Служба государева ковы накладывает. И холоп ему служит, и боярин, и всякая тварь. И награду за то от государя имеет. Как судить да рядить и на кормлении сидеть, так местничают, бранятся и иногда спор кулаками решают: А коли не по их рылу и против шерстки за забор глядят и другого государя ищут. Им плевать, что Литва поперек стоит и: русских

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке