Покончив с этим, он убрал пистолеты в седельную кобуру.
Однако и это было еще не все.
У незнакомца висела на перевязи шпага со стальным эфесом. Он расстегнул поясной ремень, обмотал им шпагу, просунул ее под седло, приторочив к стремени таким образом, что острие шпаги оказалось на одном уровне с пахом, а эфес с лопаткой лошади.
Затем всадник отряхнул пыль с сапог, снял перчатки, пошарил в карманах. Нащупав крошечные ножницы и перочинный ножик с черепаховым черенком, он небрежно швырнул их, даже не взглянув, куда они упали.
Незнакомец в последний раз погладил Джерида, вздохнул полной грудью и, сделав безуспешную попытку отыскать хоть какую-нибудь тропинку, но так и не найдя ее, пошел наугад в глубь леса.
Мы полагаем, что настала пора рассказать подробнее о незнакомце, который только что предстал перед читателем, так как ему суждено сыграть немаловажную роль в нашей истории.
Человеку, что, спешившись, так отважно устремился в лесную чащу, было за тридцать лет. Роста он был выше среднего, сложен прекрасно. В нем угадывалась сила и ловкость, он был гибок и подвижен. На нем был редингот черного бархата с золочеными петлицами, из-под которого выглядывали полы расшитой куртки; кожаные штаны плотно облегали ноги, которые могли бы служить моделью скульптору под лакированными сапогами угадывалась их безупречная форма.
Живость лица выдавала в нем южанина; в нем чувствовалась сила и вместе с тем утонченность. Глаза его способны были выразить любые оттенки чувств. Когда незнакомец задерживал взгляд на собеседнике, казалось, будто он проникал до самых глубин его души. Бросалось в глаза, что его смуглые щеки загорели под лучами непривычного для нас горячего солнца. Рот у него был большой, но тонко очерченный, а загар лишь подчеркивал белизну прекрасных зубов. Ступни его ног были длинные, но изящные, руки маленькие и нервные.
Незнакомец едва успел сделать несколько шагов в кромешной темноте, как вдруг услышал, как кто-то приблизился к его лошади. Первым его движением было немедленно вернуться, но он сдержался. Ему захотелось увидеть, что сталось с Джеридом, и он, поднявшись на носки, бросил назад молниеносный взгляд. Но Джерид уже исчез: невидимая рука отвязала повод и увела коня.
Незнакомец слегка нахмурился, затем едва заметная улыбка пробежала по его губам.
И он вновь стал углубляться в лесную чащу.
Он прошел еще несколько шагов; слабый свет едва пробивался сквозь кроны деревьев, однако вскоре он померк. Незнакомец очутился в полной темноте, такой плотной, что не видно было, куда ступает нога. Боясь заблудиться, он остановился.
Я благополучно добрался до Даненфельса, произнес он громко, потому что из Майнца в Даненфельс ведет дорога; я доехал до Брюийер-Нуара, потому что из Даненфельса в Брюийер-Нуар меня привела тропинка; я дошел из Брюийер-Нуара сюда, хотя не нашел ни дороги, ни тропинки, один лес кругом. Ну а здесь мне, видно, придется остановиться: ничего не вижу.
Только он произнес эти слова на каком-то наречии смеси французского с сицилийским, как приблизительно в пятидесяти шагах от него вспыхнул свет.
Благодарю! сказал он. Раз появился этот свет, я иду на него.
Свет поплыл вперед не качаясь. Он походил на огни театральной сцены, движением которых руководил хороший режиссер.
Незнакомец прошел еще сотню шагов, потом почувствовал возле уха чье-то дыхание.
Не оборачивайся, произнес голос
справа, иначе тебе конец.
Хорошо, не дрогнув, ответил невозмутимый путешественник.
И не разговаривай, раздался голос слева от него, или ты умрешь!
Незнакомец молча кивнул.
Если боишься, едва слышно произнес третий голос, казалось исходивший, как у отца Гамлета, из самых недр земли, если боишься, возвращайся той же дорогой к Даненфельсу: это будет означать, что ты отказываешься, и тебе будет позволено уйти туда, откуда ты пришел.
Незнакомец махнул рукой и зашагал дальше.
Ночь была темная, а лес такой непроходимый, что, несмотря на свет, который маячил впереди, путник шагал спотыкаясь. Так продолжалось около часа, и все это время незнакомец следовал за огоньком, не проронив ни звука, не испытывая ни малейшего страха.
Внезапно свет погас.
Лес остался позади. Незнакомец взглянул вверх: на темно-лазурном небе мерцало лишь несколько звезд.
Он продолжал идти в том направлении, где только что погас путеводный луч, и вскоре оказался перед развалинами замка.
В тот же миг он нащупал ногой обломки.
Что-то холодное коснулось его висков, и на глаза опустилась пелена; наступила полная темнота. Ему обмотали голову влажной повязкой. Несомненно, это был какой-то ритуал; во всяком случае, путник был к нему готов, потому что не пытался сорвать повязку. Он лишь протянул руку в полном молчании, как слепой, требующий поводыря.
Это движение было понято: тотчас кто-то подхватил его холодной костлявой рукой. Он сообразил, что это костлявая рука скелета. Но ничто не дрогнуло в нем.
В то же мгновение он почувствовал, что кто-то увлекает его вперед. Через сотню туазов они остановились.
Пальцы скелета разжались, повязка спала с глаз, и незнакомец замер: он очутился на вершине Громовой горы.