Пассажиры, невнятно роптавшие на упущения в сервисе и комфорте, обрели в Веронике Степановне энергичного лидера, бесстрашного перед лицом открытого конфликта с администрацией.
Первой озаботилась проводница, ознакомившись с краснокожим удостоверением политического деятеля. Последовал незамедлительный доклад по инстанциям. В нашивках и блеске пуговиц явился бригадир поезда также озабоченный.
Пришел, голубчик! с ласковой угрозой пропела Вероника Степановна и далее, откашлявшись, своим натуральным мужским голосом изложила угрозу конкретную, где прогремели слова «министр путей сообщения» и «Администрация Президента». Страсть ее напора, удостоверение и хриплый бас подействовали на бригадира магнетически.
Будем решать вопрос, вдумчиво и покорно говорил он, надувая дряблые щеки и неуютно оглядываясь на собравшуюся публику.
Людям негде есть! вещала Вероника Степанов на, качая перед его носом толстым пальцем. Вернее, нечего! Куда таким образом мы доедем?! И какими
Будем стараться
Не надо горячего, но хотя бы бутерброды!
У ресторана с буксой там чегой-то почесывая ухо о плечо, объяснял бригадир, угнетенный абстрактной силой удостоверения и реалиями слова изустного. Казалось, он был готов спрыгнуть с поезда на ходу, бросить китель с нашивками в пыльный ров и уйти с истовостью паломника в просторы степи, канув в них.
Однако верх одержали благоразумие и приобретенная исполнительность, и вскоре по вагону покатилась тележка с бутербродами и лимонадом, запела прочищенная труба и коричневая техническая вата повисла в законопаченных щелях оконных рам.
Надо бороться! наставляла Вероника Степановна благодарную ей публику, разгуливая с сигаретой по коридору. Молча не проживешь! Молча буксы ремонтировать надо! Она действительно не умела жить молча и остро нуждалась в собеседниках, точнее, в слушателях. Давай-давай, дедушка, проходи, не стесняйся, полотенце не урони, разойдемся, хоть я не балерина, в умывалку три человека очередь Вжималась она в стену, пропуская преклонных лет восточного человека в свитере, полосатом национальном халате, тюбетейке и красных, с загнутыми мысками сапогах опричника. Ты, дедушка, не сердись, что я в проходе болтаюсь, сосед у меня на три места с тюками, переселение народов, гарнитур везет, что ли? Купе битком, ни вздохнуть, ни, прости, выдохнуть.
Старец в тюбетейке вежливо улыбался, заискивающе тряс жиденькой седой бородкой и блеюще хихикал, выражая не то согласие, не то соболезнование.
А нет чтобы отправить багаж контейнером! бушевала Вероника Степановна. Правильно не отправляет! Потом год жди, пока доставят! А я бы отправила! И попробуй только не доставь в срок! Надо бороться!..
Дедушка, осторожно взирающий на прохождение очереди к умывальнику, был без промедления ознакомлен с жизненным кредо Вероники Степановны (идеей борьбы за), с необходимостью усиления критики халатности и разгильдяйства как на транспорте, так и в остальных отраслях, после чего выяснилось, что по-русски дедушка не говорит и не понимает.
Мрак! Тени средних веков! Наследие паранджи! И где были семьдесят лет советской интернациональной власти! тотчас переключилась Вероника Степановна на даму броской наружности неестественно рыжеволосую, с напудренным, слегка отечным лицом и апатичными глазами. В наше время! Космос, расщепление ядерного ядра, атомного то есть! Телевидение и радиовещание
Осколок прошлого, без интереса посматривая в окно, подтверждала рыжеволосая женщина. Восток дело дохлое. Коран, шариат. А может, это глухой просто.
Вас как зовут? угощая попутчицу сигаретой, осведомилась Вероника Степановна.
Жанна.
Редкое имя. А она основательно затянулась, чем занимаетесь в этой жизни?
Артистка, нехотя сказала Жанна и пояснила, предваряя дальнейшие расспросы: Разговорного жанра. Затем покосилась на Ракитина и Градова, тоже стоявших у соседнего окна и занятых обзором пейзажа какой-то плешивой полупустыни.
Это то есть чего? наморщила лоб Вероника Степановна. Разговорного как это?
Комические монологи, последовал усталый ответ. Кстати, добавила она как бы между прочим, однако не без значения, я иногда по телевизору так что
Прошу прощения Из купе напротив, как из шкафа, вышел набриолиненный брюнет в белом, с зауженной талией костюме и черной рубашке. С усиками, аккуратно огибающими верхнюю губу. Известное сравнение «элегантный как рояль» нуждалось бы в уточнении: белый рояль с черной клавиатурой.
Грудь брюнета
распирал с излишком забранный в нее воздух, и посему смотрелся он довольно-таки представительно, хотя вертлявость натуры все-таки проглядывала за маскарадом лоска. Выдавали глаза черненькие, бегающие, привыкшие, глядя прямо, не упускать из внимания происходящее по сторонам.
Прошу прощения, повторил брюнет бархатным голосом и меленько, словно полоская горло, хохотнул. Фамилия ваша не Коломина случайно? Или ошибаюсь?
Не ошибаетесь, произнесла Жанна сквозь зубы, видимо польщенная, потому как уж слишком небрежно произнесла.
Далее в коридоре случилось некоторое изменение мизансцены, поскольку из тамбура в вагон шагнула личность в кепочке сосед Вероники Степановны, владелец тюков, он же зачинщик новой личной жизни на востоке бывшего советского пространства.