Через час после начала боя семь турецких кораблей догорали, истерзанные ядрами двух батарей. Течение медленно уносило плавучие костры в открытое море. Три шебеки наскочили на мель севернее косы и оттуда огрызались слабым огнем. Несколько скампавеев бросились в их сторону, и вскоре там закипела рукопашная.
С рассветом все было кончено.
Турки потеряли убитыми около шести тысяч человек. Тысяча семьсот шестьдесят три человека было взято в плен
Главнокомандующий князь Потемкин принял Суворова, Поля Джонса и Нассау-Зигена в своей ставке под Очаковом. Приближалось время обеда. Светлейший усадил генерал-аншефа и адмиралов за богато сервированный стол и приказал подавать еду. Широким жестом повел в сторону крепости:
Не пройдет и десяти дней, как мы возьмем эту фортецию! Осталось совсем немного штурм!
Суворов выпил бокал вина и нахмурился.
Что ты скажешь, мой Александр Васильич? обратился к нему Потемкин.
Я на камушке сижу, на Очаков я гляжу! неожиданно тонким, срывающимся голосом сказал Суворов.
Полно, полно! поморщился Потемкин. Теперь Очакову жить недолго осталось
Десять раз по десятку дней! сказал генерал-аншеф.
Он явно намекал на нерешительность главнокомандующего осенью прошлого года, когда одним броском можно было обложить крепость, еще не усиленную девятитысячным гарнизоном.
Потемкин понял намек, но сдержался. Поднял хрустальный кубок с вином:
За моих славных орлов! Награды вам не заставят себя ждать!
У себя в палатке Александр Васильевич сказал Полю Джонсу:
Бойся этого человека, Павел. У него только один талант: он хорошо натирает паркеты в покоях императрицы.
Через несколько дней светлейший вручил контр-адмиралу Полю Джонсу алую муаровую ленту и крест ордена святой Анны.
Травы пожелтели на берегах лиманов. Утром над водой поднимался легкий туман. Солдаты впрок запасали огурцы и молодую картошку. У стен Кинбурна под защитой крепостных пушек на желтых песчаных отмелях матросы конопатили ялики. Морских баталий более не предвиделось. За потерю кораблей в сражениях под Кинбурном и у Бугского лимана султан приказал обезглавить семнадцать капитанов. Гассан-паша избежал этой участи чудом.
Поль Джонс чувствовал себя не у дел. Бой, непрерывный риск были его стихией. Он жаловался Александру Васильевичу на скуку.
Подожди, голубчик! утешал американца генерал-аншеф. Дел еще много будет. Очаков они так просто не сдадут. Придут в себя и опять попрут морем.
Джон Поль Джонс ждал.
В октябре пошли проливные дожди.
Мутным утром из Петербурга прискакал фельдкурьер. Среди депеш, привезенных главнокомандующему, было предписание адмиралтейства об отзыве контр-адмирала в столицу. Громом с ясного неба прозвучало оно для американца.
Поль показал предписание Суворову.
Генерал-аншеф думал, теребя хохолок на голове. Потом стукнул ладонью по столу:
Отгадка простая, помилуй бог! Не любят тебя англичане. Кознями их ты сюда из Петербурга отправлен был, кознями их ты туда и возвращаешься. Не удивлюсь, если тебе вежливо предложат выехать из России. Александр Васильевич резко встал, подошел к американцу и обнял его за плечи. Люб ты мне, брат мой! Будь моя воля, вместе закончили бы кампанию. А теперь Ну, что ж
Он на мгновенье прижал к груди контр-адмирала, затем оттолкнул его от себя, словно стыдясь проявления чувства, прошел в угол палатки, где стояла походная укладка с одеждой, откинул кованую крышку и вынул из вороха белья и выцветших потертых мундиров добрый серый плащ, изнутри подбитый лисьими хвостиками.
Приедешь в Петербург а там уже холода, до снегу недалеко, сказал он, накидывая плащ на плечи Поля. Да и в дороге способен, никаких одеял не надобно А ростом мы с тобой одинаково вышли.
Поль притянул к себе генерал-аншефа и поцеловал троекратно в щеки
Так и вышло по словам Александра Васильевича.
За пышными фразами, которые говорила Екатерина, чувствовалось: «Будет спокойнее, если вы уедете из России..»
Он понял, что нужен предлог.
Ваше величество, во Франции у меня остались кое-какие неулаженные дела. Если ваша благосклонность позволит мне удалиться на некоторое время в Париж.
О да, адмирал, конечно! Сколько вам понадобится времени на приведение дел в порядок?
«Весь остаток жизни», хотел сказать Поль, но, помолчав и как бы подсчитав в уме, ответил:
Два года.
Екатерина кивнула
Адмиральское жалованье- на этот срок будет вам сохранено.
Франция горела в революционном огне.
В парке Монсо и Люксембургском саду обучали воинским приемам новобранцев. На каждом перекрестке работали оружейные мастерские. Все торопились куда-то. На шляпах мужчин красовались трехцветные кокарды. Женщины щеголяли в красных фригийских колпаках. Улицы изменили названия. Улица Ришелье теперь называлась улицей Закона. Сент-Антуанское предместье переименовали в предместье Славы. Бастилию народ разобрал по кирпичу, и теперь на ее месте стояла статуя Природы. Стены домов пестрели разноцветными афишами и объявлениями. Проходили отряды вооруженных добровольцев. Люди встречали их криками: «Да здравствует Революция!». В здании манежа заседал Конвент. Новые, незнакомые имена мелькали на страницах газет. Пахло войной и порохом. Все это было похоже на 1777 год в Штатах.