Поль Джонс и адмирал Нассау-Зиген отдали
на своих кораблях такое же распоряжение на полчаса раньше. Поймав парусами утренний бриз, русская эскадра пошла на сближение с турками.
И вот началось
Первыми ударили из сотни пушек корабли капудана. Почти в ту же минуту борта русских кораблей как бы раскололись вдоль огненно-дымной чертой. Свистящая картечь рванула турецкие паруса. «Владимир» огнем всех стволов правого борта громил флагман Гассана. Чтобы огонь был непрерывным, Поль Джонс приказал стрелять поочередно: сначала орудия нижнего гон-дека, затем залп среднего мидель-дека и, наконец, легкие пушки опер-дека. Тем временем артиллеристы успевали перезарядить первый ряд карронад, и все начиналось сызнова.
Ветер не успевал уносить пороховую гарь с места боя, и вскоре обе эскадры утонули в густых клубах дыма. Над клубами поднимались только стеньги мачт, под клотиками которых развевались вымпелы.
По мачтам! По мачтам! яростно кричал Джон. На опердеке! Ваше дело только мачты, черт побери! Мачты!
Но канониры и так знали, что нужно делать. Еще ночью Поль Джонс дал им инструкцию постараться сбить паруса у турецкого флагмана и лишить его хода.
От рева орудий глохли команды. Убитых стаскивали к фальшбортам, чтобы не мешали передвигаться живым. Раненых уносили в кубрики. Облака дыма вспыхивали изнутри красными зарницами залпов. С грохотом рушились на палубы сбитые ядрами реи с обрывками парусов. Специальные команды заливали водой горящую парусину. На батарейных палубах стояла такая жара, что пушкари работали голыми по пояс. В жерла откатившихся после выстрелов орудий разом втыкалось двадцать банников, вкатывались новые заряды, затем следовала команда, пушки выдвигались из портов, в сторону турок вылетали длинные снопы огня, несущие чугунную смерть, и все повторялось, как в хорошо заведенном механизме.
Впервые Поль Джонс видел русских в бою, и сердце его восхищалось их мужеством. Не раз в его голове мелькала мысль, что с этими людьми можно было бы брать любые призы на всех морях и океанах Земли. Не раз он думал, что бой с «Сераписом» окончился бы за какой-нибудь час, будь тогда у него такая команда. Стоя на боевом мостике, он не спускал глаз с окутанного дымом турецкого флагмана. И он увидел, наконец, то, что хотел: гротмачта, пронзавшая клотиком дым, начала медленно крениться в сторону
Отставить огонь! крикнул он в ухо старшему помощнику. Привести паруса к ветру! Вперед! Сейчас мы его абордируем!
Огонь со стороны турок ослабевал. Несмотря на то, что русская эскадра медленно двигалась вперед, сближения с кораблями Гассана не получалось. Наоборот, дистанция между кораблями даже как будто бы увеличивалась.
Они уходят! закричал кто-то с палубы.
Да! Но флагман уже никуда не уйдет! крикнул Поль.
Через полчаса на палубу линкора капудана ворвались матросы «Владимира». Началась рукопашная. Оттесненные на корму, турки прыгали с высокого борта в воду. Пленных взяли шестьдесят человек. Паши Гассана среди мертвых и взятых в плен не было. Остатки эскадры, пользуясь попутным ветром, уходили к Очакову.
Поль Джонс своими руками сорвал с древка турецкий флаг красное полотнище с белым полумесяцем и белой семиконечной звездой Эль Терек звездой «великого счастья», которое сегодня так решительно отвернулось от капудана.
Пленники рассказали, что, когда упала подрезанная ядрами грот-мачта, капудан приказал спустить ялик и покинул горящий корабль. Борта флагмана были так разбиты русскими ядрами, что Поль даже не отдал команды тушить пожар. Он приказал снять с корабля все ценное, что возможно, и перевести пленных на «Владимир».
Через сутки русские корабли были уже около Кинбурна.
Суворов принял Поля Джонса в своей походной палатке, обнял, поцеловал трижды по-русски.
Славно! Славно, сударь! Утешил! Ты, Нассау, Ломбард хитрость, сила, опыт. Я здесь, на берегу, со своими молодцами. Всех повалим, сомнем, возьмем в полон! Спасибо!
Генерал, сказал Поль. Турки ошеломлены, но не сломлены. Гассан продолжает командовать. Его корабли потрепаны. Мне кажется, он попытается вывести их из Очакова, отремонтировать и снова блокировать Кинбурн.
А ты их не выпусти! Сделай вид, что идешь к Очакову. А дальше уже мое дело!
Вечером Нассау-Зиген и Поль Джонс повели корабли на север, медленно подходя к рейду Очакова. Турецкие дозорные с удивлением смотрели на приближающуюся эскадру. Они не могли поверить глазам: неужели русские осмелятся вступить в бой с самой крепостью? Ведь тяжелые крепостные орудия за каких-нибудь два часа в щепы разнесут все лучшие суда проклятых гяуров!
Очаковский комендант Юсуф-паша приказал канонирам готовить орудия к бою. Но турецким пушкам так и не пришлось сделать ни одного выстрела. Русские легли в дрейф далеко за пределами крепостного огня.
Они выжидают ночи, чтобы добить тебя в темноте, сказал Юсуф капудану Гассану. Уводи оставшиеся корабли к Аджибею (теперешняя Одесса) и жди там подкрепления!
В полночь потрепанная эскадра Гассана выскользнула из Очаковского лимана и начала огибать Кинбурнскую косу.
Но едва первые суда появились вблизи низкого берега, как весь берег взорвался огнем. Это заговорили замаскированные орудия генерал-аншефа. Раскаленные в печах ядра багровыми дугами нависали над водой и с шипеньем врезались в борта и надстройки кораблей. Почти сразу же вспыхнули канонерка и две шебеки, ярко озарив место боя. Паруса горели, как огромные свечи. На первом ложементе Суворов сам тщательно навел пушку на одну из шебек и сам поднес запальник к затравке.