Шрифт
Фон
Из украинской поэзии
Увядшие листья Лирическая драма (1896)
Первая горсть (18861893)
I
На смену тоске отупенья
Вновь песен плеснула волна.
Как будто из пепла восстала
Блестящих огней пелена.
Что раньше казалось покоем,
То пепел минувшего был,
Под ним животворная искра
Любви сохранила свой пыл.
Она еще тлела, искрилась,
Под пеплом томилась в тиши,
Но ветер повеял и пепел развеял,
Попробуй теперь потуши!
Так нет же, гулять я не буду,
Пусть плещет огней пелена,
И сердце пусть бьется, и вольно пусть льется
Бурливая песен волна!
II
Ну что меня влечет к тебе до боли?
Ну чем меня околдовала ты?
Но только мне мелькнут твои черты,
Как сердце жаждет счастья, жаждет воли.
В груди неутоленность. Далека
Весна с цветами на полях зеленых,
И юная любовная тоска
Сама идет ко мне из недр студеных.
Себя я вижу сильным и свободным,
Как будто из тюрьмы я вышел в сад.
Таким веселым, ясным, благородным.
Каким бывал я много лет назад.
Идя с тобою рядом, я дрожу,
Как перед злою не дрожал судьбою,
В твое лицо с тревогою гляжу,
На землю пасть готов перед тобою.
Когда б ты слово прошептала мне,
Счастливей стал бы я, чем царь могучий,
И сердце дрогнуло бы в глубине,
И из очей поток бы хлынул жгучий.
Но мы едва знакомы, и как знать:
Не надоест ли дружба нам с тобою?
И, может быть, нам суждено судьбою
И порознь жить, и порознь умирать.
Тебя я только изредка встречаю,
У нас с тобой различные пути,
Но до могилы я наверно знаю
Мне образ твой придется донести.
III
Не боюсь я ни бога, ни беса,
Я свободной душою владею;
Не боюсь я и волка из леса,
Хоть стрелять из ружья не умею.
Не боюсь венценосных тиранов,
Их несчетных полков и орудий,
Сплетен я не боюсь и капканов,
Что мне ставят коварные люди.
Даже гнев твой моей черноокой
Ни минуты меня не пугает,
Заливает он пурпуром щеки,
В милом взоре приметно сверкает.
Но когда на лицо твое чудное
Грусть наляжет жестоко и грубо,
И дрожание нервное, трудное
Вдруг сомкнет побелевшие губы,
И укоры умолкнут в гортани,
И опустятся руки в тревоге,
И в глазах твоих, полных отчаянья,
Будет только мольба о подмоге,
Страх мне сердце сжимает до дрожи,
Как клещами, холодный, унылый.
Боль без слов меня больше тревожит,
Чем все громы и злобные силы.
IV
За что, красавица, я так тебя люблю,
Что сердце все стучит мне самому на диво,
Когда поодаль ты проходишь горделиво?
За что горюю я и мучусь, и терплю?
За твой ли гордый вид иль за красу твою,
Иль тайное, в очах таимое стыдливо
И шепчущее мне: «Души живой, правдивой
И в тесной пелене блистанье я ловлю»?
Порою чудится, что та душа живая
Стремится вырваться глубокая печаль
Нечаянно тогда лицо твое скрывает.
Мне для тебя в тот миг всего себя не жаль;
Но вдруг в твоих глазах насмешка, гордость, глум,
Я молча отхожу, и мой мутится ум.
V
Повстречались мы с тобою,
Только несколько минут
Говорили, рядом стоя,
Словно вдруг случайно двое
Земляков сошлися тут.
Что-то я спросил такое,
Мне не нужное вполне,
Про идеи, но пустое,
И не то, совсем другое,
Что сказать хотелось мне.
Рассудительно ты, пани,
И свободно речь вела.
Мы расстались как в тумане,
Только ты мне на прощанье
И руки не подала.
Ты кивнула, кончив дело,
И пошла к себе домой.
Я стоял остолбенелый,
И бессильный и несмелый
Взгляд мой крался за тобой.
Я ведь знал в минуте этой
Рай скрывался мой тогда;
Два-три слова, но согреты
Обаянием привета,
Все решили б навсегда.
Проиграл! Своей рукою!..
Не поставить ставку вновь
Что в душе щемит такое?
Это пьяная тоскою,
Безнадежная любовь.
VI
Ты, только ты моя единая любовь!
Но не дано тобой мне в жизни насладиться.
Ты тайный тот порыв, что отравляет кровь,
Вздымает грудь мою и не осуществится.
Ты тот напев, что мне в час вдохновенья снится,
Но для него, увы, не нахожу я слов.
Ты славный подвиг мой, и я к нему готов,
Когда бы веру мне да мощную десницу!
Как сгубленную страсть, угасшие желанья,
Не спетый мной напев, геройские дерзанья,
Как все высокое, что я в душе таю,
Как пламя, что меня и греет и сжигает,
Как смерть, что, погубив, от мук освобождает,
Вот так, красавица, и я тебя люблю.
VII
Эти очи словно море,
Волн сиянье голубых.
И мое былое горе,
Как пылинка, тонет в них.
Эти очи как криница.
Перламутр блестит на дне,
А надежда, как зарница,
Сквозь ресницы блещет мне.
VIII. «НЕ НАДЕЙСЯ НИ НА ЧТО»
Как ты могла сказать мне так спокойно,
Так твердо, ровно? Как не задрожал
Твой голос, сердце как не заглушило
Тревожными ударами своими
Слов страшных: «Не надейся ни на что!»
Как? Не надейся? Разве ты не знаешь,
Что те слова тягчайшая вина:
Убийство сердца, духа, помышлений
Живых и нерожденных? Неужели
В тебе тогда не содрогнулась совесть?
Как? Нет надежды мне? О, мать-земля!
Ты, ясный свет! Ты, темнота ночная!
Светила, люди! Все зачем теперь?
О, почему же я не прах бездушный,
О, почему не лед и не вода?
Тогда бы не был ад в моей груди,
В моем мозгу не просверлил бы нор
Червяк несытый, и живая кровь
В горячке лютой вечно бы не пела
Слов страшных: «Не надейся ни на что!»
Нет, нет, не верю. Все, о, все обман!
Воды животворящей в мой напиток
Ты долила и в шутку мне сказала,
Что это яд. За что же станешь ты
И душу убивать мою, и тело?
Нет, нет, не верю! В тот же миг, когда
Твои уста меня убить грозили,
Ты побледнела, очи опустила
И вдруг затрепетала, как мимоза
Все говорило мне: «Не верь, не верь!»
Ты, добрая моя, ты не обманешь
Меня теперь личиной горделивой,
Тебя я понял. Ты добра, мила.
Лишь бури света, горечь неудачи
Заволокли тебя таким туманом.
И в сердце вновь я ощущаю силу
Рассеять тот туман горячим чувством
И жаром мысли вновь соединить
Тебя и жизнь, и я в ответ тебе
Кричу: «Надейся и крепись в борьбе!»
Шрифт
Фон