Я о них только слышал, как и любой из отряда, помимо, разумеется, Кулака, который кажется уже везде побывал и все повидал. Хреновые про них были пересуды у лагерного костра. Поговаривали, что эти твари вовсе не люди, а порождения забытых богов, пришедшие покарать нас за грехи. Или бывшие жители Лангарда, изменённые проклятой магией, вышедшей из-под контроля. А то и вовсе бессмертные души, заключённые в изувеченных телах, полные ненависти и негодования ко всему живому вокруг.
Все рассказчики сходились в одном: договориться с этими монстрами было невозможно, а в полон они тащили только женщин, мужчин, стариков, детей и даже скот страшно пытали и, разумеется, употребляли в пищу.
Даже если половина этих жутких историй окажется правдой, я, возможно, ещё пожалею, что решил пойти служить в гвардию, а не стал вышибалой в мамином борделе, с возможностью повышения до сутенёра. У меня с детства были отличные перспективы и великолепные связи. Однако вместо бесславной смерти от сифилиса, или пропущенного в пьяной драке удара кинжалом, я загорелся мечтой подохнуть от заражения крови или сложить голову на ратном поле. Поэтому решил, по следам папани, стать воином.
Мечты и надежды на крепкое дружеское плечо и боевое братство из меня вытравили ещё до получения доспехов. Жизнь это не сказка, а унылая проза. Парочка жёстких подстав во время увольнительной и насмешки, связанные с происхождением, стали причиной того, что остальные быстро начали считать меня несколько жестоким, вспыльчивым и опасным человеком.
Разумеется, незаслуженно. Я ведь даже никого не убил. Парочка свернутых челюстей, десяток сломанных рёбер и откушенное ухо были лишь скромным предупреждением для остальных желающих намекнуть на профессию моей матери. Но остальные верили шлюхам и слухам, а потому я оказался в отряде, посланном на убой, в самый опасный край нашего великого королевства.
И сейчас неутомимо месил ботфортами грязь, в которую превратилась тропа под холодным, весенним дождём. На Севере оказалось даже ещё неуютней, чем в столице, но зато не так шумно и душно. Да и изводившие меня бастарды из благородных семей, встречались значительно реже.
Эхо ударов стали о сталь тонуло в обрушившемся на холмы ливне и глушилось лопнувшими от вспышек молний небесами. Но шагающий впереди Скит, бывший в нашем десятке на должности заместителя и имевший какой-никакой боевой опыт, всё же его услышал и вскинул вверх руку, предупреждая остальных.
Я снял с луки седла окованный стальными
пластинами щит и короткое копьё, подходящее для строевого боя. Весящий на поясе меч в кожаных ножнах тупить не хотелось. Во-первых, он не входил в стандартную гвардейскую экипировку и был куплен на свои кровные, заработанные в кузнице за время столичной муштры. А во-вторых, если дело дойдёт до ближней рубки, значит, всё труба, строй прорвали, мы все умрем.
Айр, Скит, на фланги! Я в центре. Тварей бить в пузо, прикрывайте щитами товарищей! прокуренный шелест сержанта не смог заглушить даже раскат грома.
Мы построились, оставили коней позади и потопали к вершине холма, за которым раздавались звуки сражения. Я привычно занял место на правом фланге ощетинившегося копьями строя латной пехоты. Что бы там ни говорили горделивые аристократы, но войны выигрываем именно мы. Да и оплачиваем их щедро своей кровью.
Лязг стали с каждым шагом становился всё звонче, ему вторил многоголосый, яростный вой. Так кричать могли лишь раненые звери или обдолбанные наркотиками гладиаторы Капюшонов. Но мы были далеко от столицы и её дивных подпольных забав.
Когда латный строй достиг вершины холма, нам открылся чудесный вид на происходящую у его подножия схватку. Дождь, словно повинуясь жесту неведомого колдуна, внезапно прекратился его последние капли упали в лужи чёрной крови. Её вонь я отчётливо чувствовал даже отсюда. Человеческая пахнет иначе.
В пятидесяти метрах внизу одинокий мечник укрывал за спиной испуганную девочку лет пятнадцати, а на него с жуткими, пронзительными воплями неслись покрытые уродливыми шрамами дикари, вооружённые костяными клинками и копьями. Пятеро таких же уже распростёрлись на красноватой, мокрой от дождя земле у ног бойца, но сейчас почти два десятка Свежевателей грозили попросту завалить его телами. Мгновенно оценив обстановку, Кулак отдал приказ, и наш строй с дружным боевым кличем бросился вниз по холму на подмогу.
Было ясно, что мы не успеем. Почва стала скользкой от грязи, к тому же нам приходилось сохранять построение. Максимум, что было в наших силах, это отомстить чудовищам в смертельной сече один против двоих. Но мы были гвардейцы. Мы давали присягу стоять до конца ради защиты границ и подданных короны. А потому Кулак даже не колебался. Пришла пора отрабатывать жалованье.
А затем северный воздух застыл ещё больше от холодного смеха. Неизвестный воин неспешно двинулся навстречу неминуемой смерти, выставив перед собой наливающийся синевой клинок.
И тогда до меня наконец дошло. Одинокий боец, проходящий неподалёку от земель Свежевателей с ребёнком за спиной, либо наглухо долбанутый, либо смертельно опасный. А скорее всего, сочетает в себе оба этих критерия.