Дали комнату в коммуналке. Вшестером еле умещались. Я спал под столом Устроился в ремесленное на гособеспечение. Стал за "детей" московского "Химика" играть. Помню, во дворе была большая яма-котлован в которую все бросали мусор. Однажды я подошёл к краю ямы посмотреть, что там внизу, а край обвалился и я, выбираясь наверх, весь перемазался. Мама очень плакала и ругала меня из-за того, что я потерял в яме калошу. А я не полез назад, жалко себя стало. А теперь вот жалею, что не полез. Мама умерла в прошлом году. А перед смертью просила нас, детей, простить её, что нас ругала
Тут крепкий парень отворачивается от нас и вытирает рукавом глаза
Саша Иванов рассказал, что пока лечился после перелома, побывал на родном заводе, где он числился в одном из цехов. Оказывается при оформлении его записали в трудовую книжку "рентгенологом", а не "рентгеноскопистом", проверяющим качество сварного шва. Пришлось вносить исправления.
Интересно, а кем меня записали? Вроде спорт-инструктором?
Вечером на остановке встретил вчерашнюю знакомую. Погуляли вокруг кинотеатра. Потом фильм "Долгая дорога в дюнах" на съёмках которого я так с Вией целовался и обнимался, что даже перед съёмочной бригадой было стыдно. Правда, наиболее горячие моменты в фильм не вошли, но и от скромных, по меркам следующего столетия, эпизодов, публика в зале с трепетом замирала, наблюдая за жаркими отношениями главных героев.
Миньона, или Миня, как я стал её называть подругу, была весьма стеснительной, несмотря на сравнительную свободу нравов в нынешней почти родной Прибалтике, по сравнению, например, с родным Ленинградом. В свои почти двадцать, она уже имела кой-какой опыт общения с парнями, но в моменты моей страсти как-то резко робела, складывала руки крестом на своей груди и бормотала всякую хрень.
Короче, сегодня облом-с. Говорит, "Приходи завтра в полдень к Пороховой башне". Ну, что ж завтра, так завтра. Нужно с ребятами в комнате перетереть, чтобы свалили куда-нибудь на пару часиков. За час, я чувствую, Миня только пуговицы на кофточке даст расстегнуть, и то, не факт.
В разделе "Розовые сопли" преодолён новый рубеж. Ваши потуги по обольщению женщин будут проиндексированы с повышающим коэффициентом 1,15.
Чёртовы бухгалтеры! Что-что? Да, нет! Это я не Вам!
2 сентября 1951 года. Рига.
Воскресенье. Миня ведёт меня на экскурсию в Старый Город. Двигаясь на "пионерском" расстоянии, Саксе всё же порой, как бы нечаянно, прикасается ко мне, словно убеждаясь, что это не сон. Делая улыбку "до ушей", даёт мне вводную:
Представь, что ты впервые сюда приехал.
Экскурсия закончена. Переходим в другую часть города. Девушка щебечет на понтонном мосту, что скоро построят каменный мост через Даугаву Октябрьский. Говорит, что во время войны чуть ли не половина Риги была разрушена, много рижан погибло.
Ясен пень. В "эсэс" и Вермахт записались больше ста тысяч латышей, а в РККА вдвое меньше.
Миньона рассказывает, что после учёбы в университете хочет стать детским тренером или модельером.
Я шить люблю. От бабушки осталась швейная машина "Зингер". Я сама это платье сшила.
Крутится, надувая колокол, вокруг стройных длинных ног.
А меня тоже в сборную СССР берут, принимая от меня мороженное, говорит Миня, Может, и на Олимпиаду в Хельсинки поеду. Товарищ Гранаткин уже внёс предложение про волейбол в МОК. Ведь женский волейбол стремительно развивается.
Наблюдатели ради просвещения включают https://youtu.be/jKpOlCbHsfA?t=1
Подходим к гостинице. Подруга как то резко замолчала, но не уходит. Заходим в номер. Здоровается за руку с Колобком, представляясь по-новой. Васечка, уходя к соседям, шепчет мне на ухо, глядя на высокую девушку:
Ну, и везёт же тебе, Жаров.
Иди уже! Голожопый прыгун!
Васёк, хочет что-то возразить, но, против
фактов не попрёшь. Было дело прыгал он из комнаты баскетболисток в окно, помахивая причиндалами
Оставляю только свет настольной лампы и закрываю дверь на ключ. Мина сидит, опустив голову. Сажусь рядом и разворачиваю лицо к себе. Целую слегка. Она застыла, закрыв глаза. Снова целую. Отвечает. Тут из соседнего номера стук в стену и хоровой крик: " А! А! А! А-А-А!". И хохот.
Мина вздрагивает. На глазах появляются слёзы. Встаёт, застёгивая кофточку:
Зачем? Ну, зачем?
Прощаемся в холле. Взволнованная Саксе говорит, что во вторник её соседка по комнате уезжает по работе из Риги.
О! А у нас после матча как раз будет свободное время до вечернего поезда.
Девушка протягивает мне руку и я не по-пролетарски, подношу её пальцы к губам и целую.
Улыбается! Простила!
Мина уходит. На меня вновь находит волна негодования. Спускающиеся вниз Татушин с Колобковым, видимо поняли моё состояние, и с криками "Атас! Полундра!" рванули наверх прятаться в номерах.
По большому счёту я понимаю, что отношения отнимают кучу времени и сил, которые можно было бы потратить на дополнительную подготовку. Перед глазами пример моего ученика Андрея Аршавина, который не пил, не принимал вещества, очень любил футбол, но его любвеобильность к женщинам зашкаливала.
Спрятавшийся Васечка чихает за шторой и, сиганув через стул, вылетает из номера в коридор.