Вы где-то учитесь? расплывчато вежливо поинтересовался он.
В педагогическом, на историка.
А читаете только Булгакова? (Надо же, папа рассказал ему и это!) И наверняка только «Мастера и Маргариту»? игриво поддел ее папин сотрудник. «Белую гвардию» девушки обычно не сильно любят. Она же про войну. Придвинувшись к ней вплотную, парень переместил книгу в левую руку, показывая ей обложку, это был сборник, старый и потрепанный, где под заглавным «Мастером» стоял перечень других произведений, не удостоившихся крупного шрифта: «Белая гвардия», «Собачье сердце», «Дьяволиада».
А знаете, какое мое любимое место?
Его пальцы деловито погрузились в страницы между большим и указательным блеснуло какое-то украшение: не то цепь, не то золотые четки Маша не разглядела.
Вот. Слушайте, объявил благодушный любитель блестящих побрякушек. «Над Днепром с грешной и окровавленной снежной земли поднимался в черную, мрачную высь полночный крест Владимира. Издали казалось, что»
Но что казалось издали глубокоуважаемому Михаилу Афанасьевичу, Маше узнать не судилось.
Дверь кабинета с надписью «Кылына» со скрипом отворилась, явив миру обладательницу столь редкого имени молодую и нежнолицую, с пухлыми, как неочерченные лепестки, губами и светло-золотыми волосами, без намека на черные корни. Придерживая ручку двери, она нетерпеливо выталкивала взглядом посетительницу с перевернутым, огорошенным лицом.
Так точно на кладбище, никак иначе нельзя? с надеждой спросила потрепанная жизнью баба, судя по всему, порядком надоевшая золотоволосой.
Никак! отрезала Кылына. Идите на кладбище, сто метров прямо от входа, потом тринадцать шагов на север, и копайте. То, что вы отыщете, вам поможет!
Но
Но вы же хотите помочь вашей дочери, потеплел голос златовласки. Мать защищает матерей. Идите. Следующий! Не глядя скомандовала она и молниеносно исчезла в глубине дверного проема.
Посетительница продолжала стоять, тупо глядя на дверь. Брюнет, вдруг разом позабыв про Машу и Мишу, отложил онемевшую книгу и двинулся по направлению к кабинету.
И Маша увидела, как, проходя мимо остолбеневшей женщины, он быстро положил ладонь ей на глаза и прошептал:
Забудь.
Ваше направление и квитанцию об оплате, деловито напомнила она, не поднимая головы от записей и привычно протягивая вперед требовательную руку.
На ее ладонь послушно легла какая-то бумага, смятая и подозрительно глянцевая и толстая, на таких печатают не бланки, а дорогие книги и альбомы по искусству.
А может, пришел твой черед платить по счетам? тихо спросил мужской голос.
И рука ее глупо вздрогнула, а испуганный лист соскользнул с ладони и мягко опустился на пол
Репродукция Матери Божьей с обреченным младенцем на коленях грустно глядела в потолок, скорбными расширенными глазами, словно заранее сострадая ее страшным мукам.
Отец наш, не по праву я, стоящий слева, призываю суд над Ясною Киевицею, но ударил ее в грудь голос страшного гостя.
И стало больно.
Так больно, что боль вытеснила страх.
Вы забыли! позвала она его, протягивая вывернутые ладонями руки к забытой им книге, но ее оклик прозвучал слишком поздно.
Недочитанная страница «Дьяволиады» была заложена золотыми четками, и, машинально загнув край листа, Маша поднесла украшение к носу, разглядывая змею, прижимавшую зубами свой собственный хвост. Она бездумно поддела ногтем плоский нос рептилии: пасть раскрылась, хвост выпал. Застежка.
«Не четки», поняла она, не разбиравшаяся ни в антиквариате, ни в степени благородства металлов.
Брюнет не возвращался.
«Передам вечером через папу,» здраво рассудила Ковалева, пристраивая украшения себе на шею, под ворот футболки, а книгу в рюкзак.
Вздохнув, она подошла к двери и неуверенно взялась за выкрашенную масляной краской старинную ручку
«Здравствуйте, мне нужно снять венец безбрачия».
Признаться в таком было стыдно даже себе самой, не говоря уже о молодой, золотоволосой Кылыне.
Девушка, стойте, сейчас моя очередь! властно скомандовал чей-то голос.
Маша послушно замерла. К ней спешили две женщины. Одна та самая красивая брюнетка, с которой она встретилась при входе. Вторая пухлая, крепко сбитая девуля с множеством косичек и блестящей сережкой в носу.
Девушка, отойдите! отдала приказ Катерина.
Она уверенно протянула руку к ручке, но Даша стремительно преградила ей путь и бесцеремонно осклабилась, выпятив пухлую нижнюю губу:
Чего это ваша? Сейчас моя очередь, тетя! нарочито презрительно процедила она.
За время работы в «О-е-ей!» Чуб заработала свирепую аллергию на всех катеподобных «хозяек жизни». Но если там она обязана была считаться с ними, то здесь извините-подвиньтесь!
Я занимала за мужчиной! Где он? Этот вопрос Катя адресовала уже Маше.
Он только что вышел, промямлила Маша, пытаясь протиснуться на свободу. Она охотно уступила бы очередь им обеим, но Дашина спина, прижимавшая ее к двери, оказалась абсолютно нерушимым барьером.
Уже ушел? искренне расстроилась Даша Чуб.
Вот. А я за ним занимала! рявкнула Катя, окончательно выходя из себя.
Ее злил уже сам факт, что она обязана выяснять отношения с какой-то дурой-тинейджеркой.