Да только по голове дали и в погреб, а как выпустили, все уже закончено было только, думаю, что она бы и сама за ним пошла ведь пошла же сюда, а Божинины чертоги немногим дальше. Я вот остался. Наверное, боярыня б и меня отправила, но побоялась, что люди осудят. Да и без того нашла бы, как извести. Отец-то не раз и не два говорил, что отправит меня на мага учиться, что раз дар имеется, то и использовать его надобно. А после смерти вдруг все забыли словно и то, кому охота с боярыней из-за рабынича ссориться? И кабы не боялась она сплетен, давно бы и в могиле лежал бы.
Я лишь головой покачала: и вновь неладно поступила боярыня. Кажный знает, что воля мертвых исполнена быть должна, потому как иначе не будет счастья ни тому, кто его нарушить посмел, ни семье его.
На конюшни меня сослала я-то лошадей люблю и ладить с ними умею. Но вскоре одна слегла и другая и тут уж боярыня заговорила, будто бы я их отравил. Пороть велела раз, другой на третий-то я понял, что мне не жить. Сегодня лошади слегли, а завтра и человека уморит. Скажут, что я виноват тогда-то ей перед людьми не стыдно будет, напротив, жалеть станут. Мол, пригрела на груди змею азарскую. Я и не стал ждать. Сбежал
Сюда?
Арей руки разжал, поглядел на них с удивлением.
Слышал, что магам никто не указ, что своею правдой живут, а не Царской и что только сила да талант нужны. Сила у меня была. Талант тут я не скажу, одно, что учиться был готов и день и ночь, лишь бы вырваться.
И тебя приняли
Не все так просто, Зослава, вновь кривоватая недобрая усмешка. Меня пропустили ворота, как пропустили бы любого одаренного. Мне повезло не только прийти сюда, но и встретить человека, который не погнал. В Академию-то берут тех, кто старше семнадцати. А мне только-только пятнадцать минуло. Еще два года я бы их не прожил попросту. До поступления же я, как есть, рабынич и вернуть они меня обязаны были. Так мне сказали и за барыней гонца послали, а меня спутали заклятьем, чтоб беды не натворил. Хорошо, на шум Михаил Егорович выглянул. Он-то меня и пожалел. Взял к себе в личные ученики ох, что было, когда это услыхали как его только не обихаживали, чтоб меня вернул. Тут еще и боярыня явилась, принялась кричать, что я, ирод такой, сыночка ее извести хотел, и что место мне на площади, где с меня шкуру драть станут. Да только Михаил Егорович не тот человек, который угроз побоится. Не отдал. С тех пор так и живу
Он ловко провернул в пальцах ложку.
Первый год вовсе старался местным на глаза лишний раз не показываться. Он меня, пока суть да дело, в библиотеку пристроил. Сказал, что заодно теорию подучу в библиотеке-то тихо, книги, чай, не люди. Им все равно, кто их в руки берет, лишь бы руки эти бережные были.
Я кивнула, думая о своем.
Вот оно как выходит по жизни несправедливо. А деда, помнится, сказывал, будто бы на заре времен, тогда, когда мир, Божиней сотворенный, лишь очнулся от сна, не было несправедливости вовсе.
И в мире жили, что звери, что люди.
Охотники на охоту выходили за-ради мяса и шкур теплых, а требуху да кровь спускали лесу, чтоб сила и душа звериная к истокам возвернулась, а там и возродилась с новою памятью и дед повторял, что так оно и надобно, что звери-то помнят заветы Божини. Люди же
Он мрачнел, когда речь заходила о барских забавах, навроде лисьей охоты, или вот медвежьей травли, или иного какого баловства
и того, что одни люди над другими поставлены. Все мол, дети Божини
Что бы он Арею сказал?
Клеймо с меня так и не сняли. Арей дернул высокий воротник кафтана, будто бы находилось под ним нечто раздражающее.
Если доучусь, тогда маг не может быть рабом.
Доучишься, спокойно сказала я.
Стараюсь последний год остался.
Пока Михаил Егорович ректором, то меня не тронут. А ректором он будет и дальше, потому как царю нынешнему дядька родной и как бы ни пыхтели бояре, которым нынешние порядки крепко не по сердцу, но подвинуть его не смогут.
Это прозвучало зло.
А если
Я ведь помнила Михайло Егоровича и уже не сомневалась, что судьба хитромудрая свела меня с единственно правильным человеком. Небось, не будь той встречи, сидела б я серед целительниц, половина из которых барского знатного роду. Но вот в годах Михайло Егорович, и немалых, и спина опять же. Нет, от больной спины не помирают. Небось, старый мельник который год к бабке за мазью ходит, да все стонет, что одной ногою в могилу сошедши, да только вторая на землице грешное крепенько стоит.
И если помрет, не от спины
но ведь Арей сам сказывал, будто бы батюшка его тоже здоровьем был крепок. И где он ныне?
Тогда, глаза Арея вовсе черными сделались, мне лучше самому в петлю, потому как
Отдадут?
Или отдадут, чтоб с Сухомлинскими не ссориться. Или маги товар редкий, Зослава. А уж хорошие защитники сама увидишь, будет вас с дюжину, а то и меньше. Вот и предложат мне сделку, от которой отказаться не выйдет. И буду я снова до конца дней своих сидеть за чужим забором. Нет, пороть навряд ли станут, но и за человека держать не будут
Горько.
И жаль его, бедолажного, не по своей вине в этакую гишторию угодившего, но я жалость при себе держу: немало в Арее нерабской гордости.