Спа си бо кое-как выговорил я, едва слыша сам себя.
В ответ медсестра улыбнулась. Ого, а она настоящая красавица! Большие ярко-синие глаза, изящный и правильный овал лица с тонким прямым носиком и полными губками, и все это светилось радостью и добротой.
Сестра вдруг ойкнула, вскочила со стула и кинулась к двери. Повернуть голову в ее сторону мне удалось неожиданно для самого себя быстро. И не зря. Мешковатое монашеское одеяние, конечно, скрывало фигуру, но по движениям девушки вполне можно было предположить, какое прекрасное тело столь безжалостно задрапировано.
Пошлите за доктором! звонко крикнула сестра в открытую дверь. Боярич в себя пришел!
Я еще успел подумать, что тут она ошиблась, и снова потерял сознание.
Очередное мое возвращение к реальности произошло, можно сказать, публично. Народу вокруг меня набралось столько, что я даже не мог всех посчитать. Видеть всех тоже не мог, потому что весь обзор мне закрыло всего одно лицо. Это был не старый еще мужчина, круглолицый, с упитанными румяными щеками и маленькими льдистыми глазками за смешными очками с небольшими круглыми стеклышками. Лицо, и без того не маленькое, казалось еще большим из-за обширной лысины, обрамленной огненно-рыжими слегка вьющимися волосами, на щеках переходящими в роскошные бакенбарды. «Доктор Штейнгафт», неожиданно всплыло в памяти.
Как вы себя чувствуете? спросил доктор с характерным немецким акцентом, не особо, впрочем, сильным. Где у вас болит?
Спасибо, Рудольф Карлович, о, и имя-отчество тоже вспомнил! мне уже лучше. Вроде ничего не болит, а вот сказать столько много слов далось мне нелегко.
Доктор Штейнгафт аккуратно отодвинул одеяло и медленно провел рукой над моей грудью, затем приложил тыльную сторону ладони к моему лбу, кончиками пальцев потрогал виски и наконец взял меня за запястье, почему-то измеряя пульс без часов. Все это он сопровождал тихим бормотанием себе под нос на смеси латыни и немецкого. Сами слова обоих языков я понимал, но в какую-то осмысленную словесную конструкцию они в моем сознании почему-то не складывались.
Результатами доктор, похоже, был озадачен. С минуту он о чем-то размышлял, морща лоб и беззвучно шевеля губами, потом тряхнул головой, должно быть, что-то для себя решив.
Все очень хорошо! подчеркнуто бодрым голосом возвестил он. Необходимо поменять лечение. Сестра Лидия, помогите мне, пожалуйста.
Та самая то ли сестра, то ли монашка аккуратно приподняла мне голову и они с доктором сняли с моей шеи шнурок с висевшей на нем маленькой кожаной подушечкой, заменив его металлическим, похоже, что даже серебряным, цилиндриком с мизинец размером на витом серебряно-черном шнуре. Пристроив цилиндрик на моей груди, Лидия накрыла меня одеялом, после чего Рудольф Карлович со словами о необходимом для больного покое вытолкал всех из комнаты и ушел сам, оставив со мной только Лидию. Я тут же закрыл глаза, делая вид, что засыпаю. На самом деле я, конечно, не спал и даже не собирался. А вот попробовать переварить информацию
о моем новом теле, доставшемся мне вместе с памятью его прежнего владельца. Ну или частью памяти, уж не знаю
Звали меня, как ни странно, тоже Алексеем Филипповичем, только фамилия моя теперь была не та, которую я стараюсь не вспоминать, а Левской. Правда, родные называли меня Алешей, а чаще и вообще Алешкой, а прислуга бояричем.
Да уж, бояричем Со своим новым социальным статусом я пока вообще толком не разобрался, потому что прежний хозяин нового тела был редкостным балбесом даже для своих пятнадцати годков, но что это не хухры-мухры, понимал. Все те, кого удалил доктор-немец, были моей близкой родней отец, боярин Филипп Васильевич Левской; мать, боярыня Анастасия Федоровна Левская; дядя по отцу, боярин Андрей Васильевич Левской да дядя по матери, боярин Петр Федорович Волков с женой Ксенией Николаевной. Это старшее поколение. Младшее старший брат Васька, которому уже восемнадцать, скоро на людях придется Василием Филипповичем звать; младший Митька, двенадцати лет; сестренка Татьянка (именно Татьянка, назовешь Танькой больше двух раз за один разговор, обидится или вообще разревется), мелкая соплюшка семи лет от роду, которую и боярышней-то назвать смешно; да шестнадцатилетняя двоюродная сестра боярышня Ирина Петровна Волкова. Всех их мне предстояло узнавать заново, потому что на память прежнего Алешки Левского полагаться явно не стоило. Я вот, честное слово, так и не понял, что в этом балбесе было такого, что он попал в тот переплет, из которого вышел уже не он, а я. В какой переплет? А разве я еще не сказал? Так вот, дело в том, что валялся я сейчас в койке после того, как три дня назад в меня стреляли из ружья.
Глава 2 Визиты, визиты
В остальное же время мною занималась сестра Лидия. Следить за выполнением лечебных процедур ей необходимости не было, потому как витализатор работал без ее участия, так что фактически она была при мне сиделкой. Честно скажу, было жутко стыдно, когда она возилась с уткой и судном, причем стыдно мне и как юному парнишке, да и как взрослому мужику тоже, зато кормежка в ее исполнении с лихвой это неудобство компенсировала. Первые дня два Лидия поила меня бульоном, потом кормила с ложечки кашами и протертым отварным мясом, уже на шестой день я ел сам, а Лидия лишь помогала мне сесть в кровати и устанавливала специальный низенький столик, на котором размещала еду. Питаться мне, по настоянию доктора Штейнгафта, приходилось исключительно диетической пищей, но ни минимальное количество соли, ни полное отсутствие специй меня не удручали, настолько вкусна была еда сама по себе.