Как всегда основной вопрос звучал в моей голове так: "Почему опять я?" У конторы что оперативников не нашлось поприличнее? Или снова ловят на живца, играют втемную? Я сойду такой красивый с "Голиафа", начну расспрашивать-вынюхивать и мне на хвост сядут... А на хвост тех, кто сядет ко мне на хвост, тоже сядут, да? Это можно было принять как рабочую гипотезу. Родина сказала "надо"...
Мой желудок заурчал. Ему тоже было "надо".
Глянув на часы, я невольно улыбнулся близилось время ужина: моего первого выхода в высший свет "Голиафа"... Врун из меня ужасный, и в конторе это знали. Именно потому тут лежала военная форма с погонами поручика. И именно потому я вовсе не собирался скрывать, что работаю на "Подорожник", "Курьер" и еще парочку других изданий. Нужно было произвести впечатление и при этом умудриться набить брюхо.
Задача, что и говорить, нетривиальная!
IV СВЕТСКОЕ ОБЩЕСТВО
Музыканты были ей под стать такие же смуглые, с горящими огнем глазами, виртуозные и шикарные. Ради одного этого джаз-блюз-бэнда стоило мчаться сюда на аэроплане и стирать ноги в кровь верхом на лошади. Так что ужины я посещал регулярно. А еще шахматный салон, но это разговор отдельный.
Вечером в корабельном ресторане собирался весь высший свет "Голиафа". Первым классом путешествовало человек пятьдесят из возможных трехсот, и к услугам этих дам и господ были все возможные удобства: вышколенные официанты, шеф-повар из Лютеции, деликатесы и вина, шикарный интерьер и даже сам капитан Шиллинг, который попеременно присутствовал на трапезе в каждой из пяти секций этого гигантского по корабельным меркам храма эпикурейства и гурманства. Такие секции, огороженные ширмами, изукрашенными позолотой и причудливыми вазонами с пышными экзотическими цветами, нужны были для того, чтобы пассажиры могли разбиться на группы по интересам и не мешать друг другу.
Например, ближе всего к сцене с музыкантами и певицей расположились представители деловых кругов Такелмы округа на юге Сипанги, промышленность которого специализировалась на изготовлении сублиматов и консервов. Наверняка они возвращались из коммерческой поездки в Протекторат тевтоны пытались диверсифицировать поставки продовольствия,
а почвы восточных провинций Сипанги были черноземными, ничем не хуже земель имперского Юга.
Чуть дальше в режиме бесконечного праздника проводила время тесная и шумная компания молодежи они отмечали медовый месяц парочки лаймов-аристократов с лошадиными улыбками. Кажется, молодая была чуть симпатичнее своего супруга, но утверждать наверняка было сложно слишком большой слой макияжа наносился на ее бесцветное продолговатое лицо.
Еще одна секция была занята группой выпускников военной академии Паранигата кузницы офицерских кадров для частных военных кампаний Сипанги. Подтянутые атлетичные молодчики с короткими стрижками отмечали конец долгой учебы и стремились "нагуляться" перед месяцами боевой работы. Официанты отлетали от их столиков взъерошенные и с выпученными глазами, горничные в их крыло старались не заглядывать и прибирались в каютах, тысячу раз убедившись, что пассажиры отсутствуют, сильно заняты и не вернутся в ближайшее время.
Исключительным аппетитом и кричащей роскошью отличалось собрание дам непонятного возраста в удивительных нарядах, со странного цвета волосами, уложенными в диковинные прически. Их драгоценности сверкали тысячами огней, стол был уставлен невероятным количеством жирной и жареной пищи. Однажды они заказали цельного молочного поросенка, запеченного в яблоках, в другой раз лебедя, фаршированного сонями, которые были фаршированы орехами. Спиртные напитки на их столе были представлены всем спектром: от тевтонского пива и арелатских шипучих вин до банальной имперской водки наивысшего качества. Они употребляли всё это в неимоверных количествах, сдабривая разговорами о делах давно минувших дней, преданьях старины глубокой.
А моими непосредственными соседями оказались пассажиры, не входившие ни в один из этих почти замкнутых кружков.
Радуюсь состоянию пищеварительной системы вон тех милых дам. Удивительные у них способности!
Никакого секрета тут нет. Выходят в гальюн и щекочут себе горло павлиньими перьями, как древние беотийцы.
Джон Веста был уроженцем Сипанги, писаным красавцем и джентльменом явно не простым. Я бы поставил сто против одного, что он или частный сыщик, или работает на какую-нибудь разведку. Например занимается промышленным шпионажем. Недаром же сей субъект вьется вокруг такелмских денежных мешков? Но выглядел он всегда на все сто, этого у Весты не отнять: зеленоглазый, широкоплечий, узкобедрый, с лихим набриолиненым зачесом черных как смоль волос и щегольскими тонкими усиками над верхней губой. И двигается с такой хищной грацией, какая бывает только у матерых кулачных бойцов или фехтовальщиков. У меня, например, такой нет.
Что у нас сегодня? Перепела? Фу, одна морока... Ненавижу плеваться костями, сказал он, пытаясь взять панибратский тон, То ли дело хороший стейк с кровью, да? Да под настоящий коннахтский стаут...
Веста явно пытался меня прощупать уже третий день подряд. Подсаживался поиграть в шахматы, предлагал сигару, приглашал составить компанию в покер. Однако мат он мне ставил ходов за десять я поддавался, а он обожал выигрывать. Курить я не курил и к картам был равнодушен. И вот теперь новый заход.