Прости, но мой гаэш свидетельствует об обратном.
Девочка закатила глаза.
Твой гаэш ничто. Ты всегда будешь свободен, всегда сможешь решать, как отвечать на то, что с тобой происходит. Если ты всегда обладаешь свободой воли, пусть даже она состоит в том, чтобы не подчиниться гаэшу и умереть, тогда ты свободен. У тебя может быть мало возможностей для выбора, но выбор по-прежнему остается за тобой.
Что ты хочешь сказать? Что я должен перестать ныть?
Она ухмыльнулась.
Да.
А, ну тогда ладно. Я наклонился, посмотрел на ракушки и на темную волну. Я в самом деле могу обо всем этом забыть и начать жизнь сначала?
Она стиснула мои пальцы.
Нет.
Но ты только что сказала
Ты можешь уйти. Я не солгала этот выбор у тебя есть, но он почти всегда связан с разными ловушками и хитросплетениями. Даже если ты перестанешь бежать, не думай, что твои враги прекратят погоню или поверят, что ты не опасен.
А откуда у меня вообще враги? Мне же всего шестнадцать! Я нажил себе только одного врага Хариса. По какому праву другие люди хотят меня убить?
Она почти улыбнулась. Почти.
Еще немного, и ты заявишь о том, что это несправедливо.
НО ВЕДЬ ЭТО НЕСПРАВЕДЛИВО!
Ладно. Я передам Релосу Вару и всем остальным, чтобы они перестали к тебе приставать. Наверняка он меня послушает, мы ведь такие добрые друзья.
Ты же богиня.
А он верховный жрец единственного существа во вселенной, которое является мне в самых страшных моих кошмарах. Так что тут мы с ним на равных.
Мне хотелось, чтобы все это оказалось шуткой. Мне хотелось, чтобы она наклонила голову и с улыбкой посмотрела на меня; чтобы в ее фиалковых глазах блеснула веселая искра. Но она этого не сделала. Ее глаза стали пустыми, из них пропало все озорство, и осталась только тревога. Это было не то выражение, которое я хотел видеть на лице женщины, которая мне дорога. Когда я увидел ужас в глазах богини, я почувствовал себя так, словно мне ударили дубиной в живот.
Моя богиня.
Проклятье.
Наверное, она меня простила. Наверное, я простил ее.
Я подобрал несколько раковин и стал крутить их в руке. Мы оба молчали.
Я не хочу быть пешкой, сказал я.
Отлично. Это война, а не шахматы.
Что тебе нужно от
меня?
Она выдохнула медленно, почти содрогаясь.
Кирин, мир умирает.
Умирает? Что ты
Солнце должно быть желтым, но сейчас оно другого цвета. Небо должно быть голубым, но и это не так. Я достаточно стара и помню время, когда наше солнце не было оранжевым и раздувшимся. Я помню время, когда мы не нуждались в Завесе Тиа, которая защищает нас от излучения . Мир умирает. Мы делаем все, чтобы его спасти, но у нас почти не осталось того, чем можно пожертвовать. Скоро настанет день, когда у нас совсем ничего не останется, и тогда конец уже будет близок, и это будет не пожар, а отупляющий холод и вечная тьма. Она встала и посмотрела на нависшую над нами волну. Если мы выберем этот путь, если будем и дальше делать то, что делали раньше, то проиграем. Сейчас мы лишь отдаляем неизбежное поражение. В этой войне проиграют все. Все.
И ты хочешь, чтобы я это исправил? На этот раз у меня в самом деле сорвался голос.
Кирин, ты мой козырь, мой туз в рукаве. Сделай то, что получается у тебя лучше всего найди тропу, про которую никто не думал, дверь, которую никто и не подумал запереть на засов. Найди другой путь.
Я сел на мокрый песок.
Я не знаю, как это сделать.
Она обняла меня.
Ты сообразишь. Я в тебя верю.
Я горько рассмеялся.
Это нечестно, Таджа. Как я могу отказать тебе после таких слов?
Я играю не по правилам, согласилась она и намотала на палец серебристый локон. Но, с другой стороны, ты тоже.
Если я в форме, то да. Я указал на волну. А что будем делать с этим?
Здесь? Ничего. Это просто сон, а она просто метафора. Она подняла взгляд. Рано или поздно все обрушивается: волны, империи, народы и даже боги.
Волна шевельнулась, сдвинулась с места.
Таджа! взвизгнул я.
Девочка прижала меня к себе.
Не бойся, Кирин. Я тебя не брошу.
Темная волна упала и принесла с собой ночь.
20: Валатэя (Рассказ Коготь)
Стены и потолок большой библиотеки были обшиты деревянными панелями различного цвета, которые складывались в сложные узоры. Ни одна из книг не совпадала с ними по цвету, однако потрепанные корешки и загнутые страницы свидетельствовали о том, что книги часто читают. Кирин невольно почувствовал уважение к хозяевам: он слишком часто проникал в дома, «библиотеки» которых существовали только с одной целью увеличить количество пыли, которую служанки должны сметать. Прежде чем налить себе выпивку или проверить, не увлекается ли главнокомандующий непристойными любовными романчиками о моргаджах, Кирин решил что-то сделать с огнем. Даже ему было слишком жарко, а ведь он обладал почти сверхъестественной устойчивостью к жаре.
Он обошел вокруг набитого кожаного кресла, стоявшего напротив камина, и уже взял в руки кочергу, как вдруг за спиной у него кто-то откашлялся. Кирин покраснел от стыда: он понял, что в библиотеке уже кто-то есть.
Простите, господин, я не заметил Кирин обернулся и умолк. Перед ним был не генерал и не кто-то из семьи Миллигрестов.