Даже не знаю, с чего начать, Алексей Филиппович, Крамниц выглядел весёлым и довольным, не иначе, опять что-то откопал.
С начала, должно быть, я через силу выдал ответную улыбку.
Тогда распоряжусь подать чаю, Иван Адамович вежливо хохотнул над моей незатейливой шуткой, а вы пока почитайте прямо за моим столом, он поднял со стола несколько листов бумаги, помахал ими и вернул обратно.
Хм, с чего бы вдруг такое благорасположение? Усаживаясь за стол пристава, я обратил внимание на усердно строчащего писаря, удалять которого из кабинета Крамниц не стал. Так, и что тут у нас?..
А тут у нас допросный лист того самого Франца Антоновича Ланга, содержателя каретного двора, что на Дорогомиловской заставе. И из листа следует, что в середине октября, Ланг сказал, что день точно не помнит, он за более чем изрядную плату сдал карету на день некоему Юргену Артману, сыну своего давнего, с тех ещё времён, когда Ланг жил в Риге, приятеля. Сдал, замечу, не только без кучера, но и без соответствующей о том записи. Юрген, значит, Артман? Ну-ну
Иван Адамович, а как вам удалось разговорить этого Ланга? спросил я, когда мы принялись за чай и бублики. До конца я не дочитал, но ничего, Крамниц мне и расскажет. Если он записи не сделал, легко мог бы и утаить?
Мог бы, охотно признал Крамниц, и даже отрицал всё поначалу. Да только я ему пообещал карантинную команду прислать, мол, донос поступил, будто на его дворе одна лошадь сапом заболела.
Да, в моём бывшем мире такое обозвали бы полицейским произволом, а то и вообще ментовским беспределом. И ведь мог бы Ланг от такого наскока отбиться, да ещё и возмещение себе высудить из кармана пристава, потому как карантин по сапу больно ударил бы купца и по кошельку, и по доброму имени, но, видимо, сообразил, что влип во что-то совсем уж нехорошее и почёл за лучшее на вопросы Крамница ответить.
Карету, тёмно-синюю, кстати, мы с Ильёй Модестовичем осмотрели, упомянул Крамниц губного артефактора, и господин
Пронин со всею уверенностью утверждает, что полгода назад в карете случилась смерть человека.
Ну да, к прямым доказательствам такое заключение не отнесёшь, но в ряду улик косвенных смотрелось оно очень даже убедительно.
Про Артмана Ланг показал, что тот незаконнорожденный сын рижского немца-купца и его служанки латышки, что с малых лет служил он у барона фон Альштетта, но уехав шесть лет назад из Риги Ланг никаких известий о нём не имел, и увидел после того только в Москве, продолжал Крамниц. Чем Артман занят в Москве, Ланг говорит, что не знает, но карету он ему сдал, как из уважения к приятельству с его отцом, так и потому, что знал править лошадьми Артман умеет. По возвращении кареты Ланг Артмана более не видел.
Что-то с трудом верится, прокомментировал я пересказ Крамницем слов Ланга.
Мне тоже, согласился пристав. Но Ланг теперь не денется никуда, надо будет, ещё допрошу.
А что с баронессой? подтолкнул я Крамница перейти к той части рассказа, что для меня представляла куда больший интерес.
С баронессой Иван Адамович странно покривился. С нею всё непросто.
Как это было и после допроса Ташлина, Крамниц поинтересовался, буду ли я слушать его или читать допросные листы, я, как и в тот раз, выбрал живые впечатления, пусть пристав и имел привычку излагать их суховато и скучновато. Если что, допросный лист я и потом могу почитать, да и вряд ли в нём изложение будет живее.
Так вот, Крамниц глубоко вздохнул и приступил к рассказу. Что Юрген Артман тот самый Юрий Артамонов и есть, баронесса подтвердила. Он, по её словам, так русским представлялся, чтобы удобнее было. Что служил он у неё экономом, она подтвердила тоже. Но она его ещё в октябре месяце рассчитала, говорит, на руку был нечист. Прислуга слова баронессы подтверждает и даже более того, некоторые служанки сказали, будто был тот Артман любовником баронессы.
Интересно Значит, жили не тужили, но после смерти Ташлиной и Данилевича баронесса своего милого друга поменяла на приказного советника Ташлина. Вроде и ничего необъяснимого уж приказной-то советник всяко солиднее, нежели эконом, но что-то такое совпадение большого доверия у меня не вызывало. Да и, как я понимал, ценность в качестве любовника Артман для баронессы представлял исключительно в постельном рассмотрении, а уж там он должен был бы дать Ташлину сто очков вперёд, хотя бы потому, что моложе.
И что же дальше? спросил я, когда мы с Крамницем уполовинили наши стаканы.
Баронесса сказала, что куда делся Артман после увольнения, ей всё равно, и она ничего о том не знает, продолжил Крамниц. Но одна из служанок показала, что Артман говорил ей, будто вернётся в Ригу. Я в Рижскую губную управу запрос на розыск и поимку Артмана не то Артамонова отправил уже, будем ждать. На всякий случай и в Московскую городскую управу написал, мало ли, что он там говорил служанке. На том мои вчерашние успехи и закончились.
А с неудачами тогда что? заинтересовался я.