Ты говори, да не заговаривайся! серьезно одернул парня старик. Еще молоко на губах не обсохло, а о древних Богах молвишь как о девках гульных. У тебя меж глазами и языком нет равновесия. Глаза видели мало, а язык молотит как помело. Не в ту сторону перекос! Поживи на свете, изменишься. Глаза повидают, язык приостановят. Кто много говорит, тот мало делает. А кто собрался делать, тому и говорить ни к чему.
Микулка примолк, оправдываться не стал. Знал, что и впрямь виноват, но прощения просить не стал, чего перед каждым встречным стариком кланяться
А ты из каких краев будешь? сменил тему хозяин. И как звать тебя?
Микулкой кличут. Я с севера. Издалека. Мамку печенеги в плен угнали, сами знаете, для бабы это похуже смерти. А я не сберег ее. Слаб оказался. Как саблей плашмя меж ушей получил, так до заката и не поднимался. Дружку, собаку нашу, какой-то нелюдь конем затоптал. Так у меня на руках и померла. А перед смертью все руки мне лизала Утром схоронил ее и ушел из деревни.
Что ж так? Неужто в деревне никого не осталось?
Остались Да только мне там места нет.
Странно. Это что же ты за человек такой, ежели тебе среди людей места нету?
А Вы дедушка? Тоже ведь не в Киеве живете.
Мал ты еще меня с собой сравнивать. Почему не остался среди своих?
Ну История больно длинная.
Да я вроде не тороплюсь.
Да как не торопиться, если каша в горшке остывает! в притворном возмущении воскликнул Микулка.
Эх, старый я дурень. Сам сыт, а про тебя и забыл, что ты три дня не емши.
Старик покряхтывая достал с печи горшок с ароматной кашей, поставил на стол, развернул белоснежную холстину с краюхой хлеба. Микулка устроился на крепкой сосновой лавке, пожирая глазами угощение. Каши в горшке было ОЧЕНЬ много. Вот только
Так у тебя и ложки своей нет? словно прочел Микулкины мысли хозяин. Экий ты недотепа! На вот, возьми мою. Только я с тобой одну ложку лизать не намерен. Завтра по утру вырежешь мне новую, баклуши липовые у меня есть.
Микулка отвечать не стал, и так все ясно, схватил ложку и принялся за кашу. Глотал жадно, аж бугры по спине гуляли, хрустел румяной корочкой. Да и каша была чудесная, видать в стряпне старик толк знал, сдобрил еду неведомой травкой. И тут Микулка почувствовал сильную дурноту, ком застрял в горле, а кровь отлила от головы и обожгла пузо.
Эх Дурень я дурень! сокрушенно воскликнул старик.
Но Микулка его уже не слышал, он медленно валился на лавку, утягивая за собой холстину с хлебом.
Сгинь, нечисть! сухими губами прошептал он, но сил подняться никак не хватало.
Экий ты мастак ругаться! раздался знакомый, насмешливый, с мягкой хрипотцой голос. Одной ногой в сырой земле, а лаешься как басурман заморский.
Старик снял с Микулкиного лба потеплевшую тряпицу, помотал ею над лицом и вновь уложил на лоб, уже остуженную.
Что со мной? еле слышно шепнул мальчик. Неужто отраву съел
Я те дам, отраву! Ишь в каком лихе меня обвинил! Кхе И поделом мне, дурню старому, коль позволил тебе кашей пузо набивать после голодовки трехдневной. Тебя бы хлебушком с водицей разговеть А так кишки и не сдюжили. Ничего, не помрешь! успокоил старик.
А филин Ваш?
Филин птица вольная, он сам по себе. Просто со мной ему сподручнее, а мне с ним. Вот и живем вместе, по доброму согласию.
Я его не тревожу, он мне не вредит. Кабы все так жили
Старик отошел к печи, погремел горшками, поднес Микулке прямо ко рту лубяной ковш с парным отваром.
Пей.
А это что?
Обжегся на молоке, теперь и на воду дуешь. улыбнулся старик. Пей, говорю! С горной травы отвар. В ваших краях такой и не сыщешь, а тут растет. Большущей живительной силы эта трава! Олени раненые ее поедом гложут, даже волк ест, коль припечет. А уж нам, людям, ни к чему не привыкать!
Микулка хлебнул терпкого отвару, внутри разлилось приятное тепло. А когда луна за окном перевалилась за верхушку горы, спал жар, губы повлажнели и Микулка попробовал подняться с лавки.
Ты сильно не храбрись. посоветовал старик. Слаб еще. Перелазь на печь, и отлежись до солнца. А вот если по нужде, так ступай, нечего новы портки поганить.
Какая нужда на голодное брюхо? искренне удивился Микулка, с трудом перелезая на печь.
Что за сладкое чувство, лежать вот так на боку, слушать как за окном студеный ветер плюется снежными хлопьями. Хорошо! Тепло и приятно. Только ветер подвывает в трубе, да филин щелкает клювом, выискивая что-то в перьях. Или кого-то.
Так ты и не сказал, отчего тебе среди своих места нету. нарушил тишину старик.
А вежливый человек второй раз не спросит, коль сразу не ответили.
Соплив ты еще больно, вежливости меня учить. Не я у тебя в гостях. Может ты вор какой, а то и вообще душегуб-головник.
Какой из меня вор!
Так отчего тогда с деревни ушел?
А оттого, что байстрюк я! неожиданно сорвался на слезу Микулка. И незнамо чей сын.
А мамка что говорит? Она-то батьку твого должна бы знать. Ну хоть видеть. Если не во хмелю была. Да ты на хмельного дитятю не больно похож. Разве что худоват.
А она все одно твердит махнул рукой паренек. Герой, говорит, твой батька. Герой, каких свет не видывал. От муж ее за это бивал Ну бивал Пока сам дубу не врезал, спьяну в колодезь ухнулся. Рыбам на смех.