Спасибо тебе, Егорушка, она прижалась к моему плечу. Я так рада, что матушка приедет. Она ведь ещё и приданое моё привезёт там и полотенца, и рушники, что я сама вышивала
Да на что нам приданое? усмехнулся я. Мы и так не бедствуем.
Всё равно, упрямо мотнула головой Машка. Так положено. Чтоб всё как у людей было.
Я не стал спорить пусть будет, как она хочет. Для Машки важны эти традиции, обычаи, обряды. Да и мне, если честно, приятно было ощущать себя частью этого древнего уклада жизни, где всё идёт своим чередом, как заведено было испокон веков.
Ну что, сказал я, отходя от окна, раз уж мы остались вдвоём, может, на ярмарку сходим? Ты ведь вчера не всё ещё рассмотрела.
Машка тут же оживилась:
Правда? А можно к тем рядам пойти, где ткани продают? Я вчера приметила одну, голубую с цветочками как раз на платье хорошо бы пошло.
Можно, кивнул я. И к портнихе зайдём, закажем тебе платье свадебное. А потом, может, и к оружейникам заглянем Тула ведь своими оружейными мастерами славится.
Как скажешь, Егорушка, Машка уже суетилась, доставая из сундучка платок. Я готова!
Мы вышли из комнаты, спустились по лестнице и направились к выходу. День обещал быть интересным и насыщенным. А впереди ждала свадьба, новая жизнь и множество забот и радостей, которые эта жизнь с собой принесёт.
Покидая постоялый двор, я ещё раз оглянулся в сторону, куда уехал обоз. Пыль на дороге уже улеглась, но я знал сейчас решается многое. Если Петька с Семёном сумеют по моим чертежам наладить производство бутылок, то дело наше пойдёт в гору. А там, глядишь, и стекольную мастерскую расширим, и рабочих наймём, и торговлю наладим Но это всё потом. А сейчас ярмарка, Машкина радость и предвкушение большого праздника.
Глава 4
Честное слово, эта какая-то пытка, только пытка тканями. Сначала нас окружили горы шёлка, атласа и бархата всех мыслимых и немыслимых оттенков. Машка порхала между рулонами, словно бабочка в цветущем саду, а я лишь послушно следовал, пытаясь понять разницу между «бледно-лазурным» и «небесно-голубым». Лица мастериц светились энтузиазмом, они щебетали о фасонах, вытачках и какой-то кринолине, а я медленно погружался в пучину модного безумия.
Как тебе этот оттенок? спрашивала Машка, прикладывая к себе очередной кусок ткани.
Восхитительно, отвечал я, хотя предыдущие пятнадцать оттенков тоже назвал восхитительными.
А этот? Кажется, он лучше подчеркивает мой цвет глаз?
Несомненно, кивал я с видом знатока, мысленно составляя план побега через заднюю дверь.
Когда мы перешли к выбору кружев, я познал истинную глубину отчаяния. Оказывается, существует не менее сотни видов этих дьявольских украшений, и каждое имеет свое название, происхождение и особенности. Брабантское, валансьенское, алансонское Они сливались в моей голове в неразборчивый шелестящий хор, пока я героически сохранял на лице выражение живейшего интереса.
Пик испытания наступил при снятии мерок. Машку окружили три портнихи, вооружившиеся лентами и булавками, словно хирурги перед сложной операцией. Я сидел в углу, изображая восторженного зрителя, пока они обсуждали тонкости талии и размах юбки с серьёзностью генералов, планирующих наступление.
Нет, мне было приятно быть с ней, но выбирать ткань, все эти примерки. увольте Я бы предпочел пройти через строй казаков, чем ещё раз услышать дискуссию о преимуществах шнуровки перед пуговицами. Но Машкино счастливое лицо стоило этих мучений. Я смотрел, как она крутится перед зеркалом, как светятся её глаза, и мое сердце предательски таяло, несмотря на весь этот модный кошмар.
Зато потом, когда портные взялись за выполнение заказа, мы наконец-то пошли к мастерам, которые делали оружие. Поначалу мне было все жуть как интересно. Мастерская оружейников встретила нас блеском металла и запахом масла, кожи и пороха ароматом настоящего мужского дела! Стены были увешаны всевозможными образцами стрелкового оружия начала века. Тут даже красовались элегантные дуэльные пистолеты работы Лепажа с инкрустированными серебром рукоятями и тончайшей гравировкой на стволах точь-в-точь как те, которыми будет стреляться буквально через несколько десятков лет Пушкин, которые скорее всего были привезены прямо с Франции. Рядом висели массивные кавалерийские карабины с потёртыми от службы прикладами.
Мастер, седой как лунь старик с цепким взглядом и руками, покрытыми мозолями от многолетней работы с металлом, с гордостью демонстрировал нам охотничьи ружья с двумя стволами, расположенными один над другим. Он объяснял преимущества кремниевых замков перед устаревшими фитильными, показывал как работает ударно-кремниевый механизм, где кремень, зажатый в губках курка, ударяет о стальное огниво, высекая искры, воспламеняющие порох на полке.
А вот это, сударь, новейшая разработка, с особой гордостью сказал он, снимая со стены изящный пистолет с необычным механизмом. Капсюльный замок! Никаких кремней, никакой осечки в сырую погоду. Медная капсюля с гремучей ртутью насаживается на брандтрубку, курок бьёт и выстрел следует мгновенно!
Я с благоговением взял оружие, почувствовав приятную тяжесть в руке. Но вскоре энтузиазм начал угасать. При всём богатстве выбора, все же создавалось впечатление, что я нахожусь в Тульском государственном музее оружия. При чем музей тут ключевое. Нельзя было ничего по-настоящему испытать, пощупать механизмы в действии, разобрать и собрать, почувствовать отдачу при выстреле. Мастера больше говорили, чем показывали, а когда я попытался прицелиться из особенно понравившегося мне пистолета, на меня посмотрели так, словно я собирался осквернить икону.