его мотивов единственный фактор, определяющий человеческие судьбы. Только он принимает решения, все остальные стоят за кулисами, как в театре одного актера. Он стратег, прочие исполнители. В этих условиях социальная политика превращается в психологию, а общественное развитие в непредсказуемые побуждения и проявления воли одной личности или ряда личностей, таких как он.
При этом не исключено, что тот или иной коммунистический деятель попытается опереться на общечеловеческие идеалы в угоду субъективистским ценностям партократии в борьбе за власть, например. Нечто подобное отмечалось в Чехословакии в 1968 году в период так называемой "Пражской весны". За требованием реформ стыдливо прятались честолюбивые амбиции чехословацких партократов. Их волновали широкие полномочия президента Новотного и отсутствие политических возможностей у них, стремящихся к господству, к власти. Противоречие между своекорыстными партократическими целями и широтой социальных сил, пробужденных "Пражской весной", предопределили непоследовательность, нерешительность Александра Дубчека и его коллег. Этим неизменно будет определяться деятельность неодубчеков в будущем. Хотя степень и размах давления на партократию народных масс будет при этом корректировать социальное поведение и политическую ориентацию коммунистических лидеров. Характер этого давления и особенно его сила могут определять те или иные либеральные реформы коммунистической власти в период ее кризисов. Но коммунистические руководители в состоянии двигаться к общественному прогрессу, к радикальной реорганизации общества только как балласт, потому что они, духовно ущемленные марксистской идеологией, могут создавать и продуцировать только ущербное движение и развитие. Истинная революция поэтому может от них оттолкнуться, какое-то время на них опираться, а потом и это важнейшее условие прогресса их решительно отбросить.
Но революция в СССР, по-видимому, произойдет нескоро на повестке дня пока что оказалась очередная смена власти. К управлению государством пришли политические лидеры, которым в среднем 5560 лет. Их биографии отличаются от биографий предыдущих советских руководителей. Лидеры брежневского и черненковского политбюро начинали свою карьеру в годы массовых чисток, принудительной коллективизации, голода, Второй мировой войны. К власти они пришли приблизительно в 3040-х годах, заменив деятелей, уничтоженных в сталинских лагерях. Им удалось придать советскому режиму относительную устойчивость в той мере, в какой коммунистический режим может быть устойчивым.
Те, кто сменил Константина Черненко М.Горбачев, В.Воротников, Н.Рыжков и другие, в 30 40-е годы были школьниками. Сталинская эпоха не оставила в их душах нравственных шрамов и психологических комплексов. Они более образованны, чем их предшественники, самоуверенны и самонадеянны, динамичны и изобретательны. И более современны: за их плечами стоит опыт личного знакомства с Западом. При всем этом, однако, новые советские руководители могут оказаться еще менее склонными к социальному плюрализму, чем состарившиеся в кровавых чистках коммунистические правители, жившие в постоянной тени (и страхе!) сталинского террора.
Для Горбачева и его коллег сталинские преступления далекая и во многом абстрактная историческая эпоха. Разумом они могут быть против Сталинских методов, но подсознательного, леденящего душу страха перед ними его хорошо осознавали и чувствовали Хрущев, Брежнев, Андропов, Черненко у них нет. Так что стремясь провести в жизнь свои планы и идеи, они вполне могут обратиться уже обращаются к традициям сталинского правления.
Горбачев весьма удачно реставрирует и воссоздает сталинский стиль партийной работы. Поначалу в мелочах: он начинает подписывать постановления без официальных титулов в качестве одного из секретарей (а не Генерального) ЦК. Так волен был поступать Сталин, полагавший, что статус всегда перекрывает любые звания. Затем в более серьезных деяниях: бесцеремонно (и решительно) очистив аппарат власти от своих противников, он спешно отстраивает собственный культ личности. И опять по сталинской схеме. Ему недостаточно было просто согнать с политической сцены престарелого премьера так норовили поступить и его предшественники. Он заставил его, униженного, восхвалять себя, вложив в его уста подобострастное "признание": "Хочется сказать о той теплой, товарищеской обстановке, которая создалась в Политбюро за последнее время". Стало быть, за пределами Горбачевского "последнего времени" товарищеской обстановки в ЦК не было. Так за новой
формой очередного советского руководителя показной демократичностью и нарочитой доступностью выявилось сталинское содержание: надменность, честолюбие. Оказалось, что у Горбачева нет и плана изменения государственного управления: задуманные им реформы всего лишь починка системы, а не ее реорганизация. В выигрыше у него, как и у Сталина, оказалась лишь "горбачевизация" аппарата правления. Горбачев и его сторонники были и остаются пленниками коммунистической системы, так что море социальной ненависти не стало и не станет в СССР меньше, ибо режим, который они представляют, антинароден, античеловечен. Возможно, само это море будет более спокойным. Но в укладе советской жизни не предвидится и не произойдет существенных изменений: жизнь простого человека по-прежнему будет тяжелой, возможно, несколько менее тяжелой, а возможно и более. И это даже не зависит от воли новых советских руководителей. В рамках коммунистической системы они полностью утрачивают контроль над социальным процессом: над производительностью труда и технологией производства. И социальная стихия будет диктовать образ и стандарт жизни советского общества.