Там без числа витали кругом племена и народы.
Так порой на лугах в безмятежную летнюю пору
Пчелы с цветка на цветок летают и вьются вкруг белых
Лилий, и поле вокруг оглашается громким гуденьем.
Видит все это Эней и объемлет ужас героя;
Что за река там течет в неведенье он вопрошает,
Что за люди над ней такой теснятся толпою.
Молвит родитель в ответ: «Собрались здесь души, которым
Вновь суждено вселиться в тела, и с влагой летейской
Пьют забвенье они в уносящем заботы потоке»13
МИФИЧЕСКИЕ МОСТЫ
Мифическая река может символизировать
границу между двумя мирами: миром людей и миром богов или царством мертвых. В таком случае отнюдь не редкость, когда наряду с рекой появляется еще один интересный мифический мотив: мост, выступающий в качестве связи между двумя точками сакрального пространства.
В славянской мифологии эта роль отведена Калинову мосту через реку Смородину. И то и другое название может ввести в заблуждение современного читателя: в первом случае речь не о калине, а о раскаленном докрасна металле; во втором о смраде, зловонии. Река Смородина выступает аналогом древнегреческих подземных рек (обычно указывают, что она выполняет ту же роль, что и Стикс, однако огненной рекой был, как уже упоминалось чуть раньше, Флегетон); она крайне свирепая и нередко огненная либо смоляная, источающая запах серы. У Калинова моста, как правило, богатырь сражается с хранителем границы Змеем Горынычем или Бабой-ягой.
В скандинавской мифологии есть два важных моста: трехцветный (или радужный) Биврёст, сделанный весьма искусно и соединяющий обитель богов Асгард с другими мирами, а также Гьялларбру через реку Гьёлль, за которой расположен мир мертвых Хельхейм. Биврёст, согласно преданию о Рагнарёке, будет разрушен в конце времен, «когда поедут по нему на своих конях сыны Муспелля», то есть огненные великаны. Особенность же второго моста, «выстланного светящимся золотом», такова: он грохочет, если по нему идет живой человек, как будто переправляется не он один, а целые полчища мертвецов.
Тор переходит реку, на заднем плане асы едут по мосту Биврёст. Гравюра Лоренца Фрёлиха. 1895 г.
Karl Gjellerup, Lorenz Frølich. Den ældre Eddas gudesange. Kjøbenhavn : P. G. Philipsen, 1895
В зороастрийской мифологии есть удивительный и грозный мост Чинват, к которому через три дня после смерти отправляется душа на суд Заратуштры. Праведника встречает прекрасная девушка, олицетворение его добрых дел; грешника уродливая старуха. Когда наступает время пройти по мосту, для первого он делается широким («в девять копий или двадцать семь стрел»), а для второго узким, словно лезвие бритвы; чем больше человек грешил при жизни, тем у́же мост. Души, которые не сумеют его перейти, попадают в лапы к демонам, а безгрешных ждет мифическая обитель Хара Березайти, центр мироздания.
Схожим образом устроен арабский мост Сират, тонкий, как волос или лезвие меча, пролегающий над огненной бездной; но этот судный мост, в отличие от Чинвата, ждет своего часа по нему душам предстоит пройти, лишь когда наступит Судный день и праведники попадут в рай, где в реках текут кроме воды молоко, мед и райское вино; грешники и неверующие будут вечно гореть в преисподней.
Глава 3. МИФ О ВЕЛИКОМ ПОТОПЕ
КАТАКЛИЗМ В КОНЦЕ ВРЕМЕН
История о том, как за великие прегрешения или просто в силу особенностей своей капризной натуры боги наслали на людей вселенское наводнение, в котором выжили лишь избранные, встречается в мифологии разных народов так часто, что ее вполне можно назвать универсальным мифическим сюжетом или мотивом. Детали катастрофы, устроенной высшими силами, могут различаться, но суть остается неизменной. Каждый миф о потопе нуждается в особых пояснениях и комментариях с учетом культурного,
исторического и географического контекста, но можно с уверенностью сказать одно: не существует материальных свидетельств катаклизма, который на самом деле затронул бы весь или почти весь мир в ту эпоху, которая теоретически могла бы сохраниться в памяти человечества. Но такие предания распространились по всему земному шару, и остается лишь предположить, что это случилось благодаря взаимодействию народов и передаче мифа из уст в уста. А подлинные катастрофы, скорее всего, носили локальный характер (хотя и могли повлечь за собой множество жертв и разрушений).
Великий потоп. Миниатюра из манускрипта начала XV в.
Музей Гетти, Лос-Анджелес
ЗИУСУДРА И ДРУГИЕ ПРЕДШЕСТВЕННИКИ НОЯ
В шумерском повествовании о потопе, которое было создано около 2900 года до н. э., в качестве главного героя предстает царь Зиусудра последний из тех, кто властвовал до катаклизма. Таблички с повествованием сохранились не целиком, и отсутствующие фрагменты отчасти восстановлены на основе аналогичных более поздних текстов.
В сказании о потопе Зиусудра изображен благочестивым, смиренным владыкой и одновременно жрецом бога Энки (покровителя мудрости, пресных вод и подземного мира). Однажды, встав у некоей стены вероятно, для молитвы, царь услышал голос, который все комментаторы истолковывают как голос самого Энки. Бог сообщил своему жрецу, что на собрании небожителей при участии самого Энлиля владыки ветра, воздуха, земли и бурь, а также главы шумерского пантеона было принято решение «семя человечества уничтожить», устроив потоп. Царю Зиусудре удалось спастись, построив огромный корабль. Спустя семь дней и семь ночей он из этого корабля вышел, чтобы принести в жертву богам множество быков и овец. Ану (бог неба) и Энлиль смилостивились над выжившим, пообещали не причинять ему вреда и даже наделили бессмертием. В финале сказания о потопе говорится, что царя поселили в райской стране Дильмун, о которой подробнее рассказано в девятой главе.