Лекции о Прусте (психологическая топология пути)
От редактора
Предлагаемая читателю новая книга М.К. именно об этой непостижимой радости. Когда через год, в феврале 1982-го, у него появилась возможность, на этот раз в Тбилисском университете, прочитать другой курс, он вновь обратился к этой теме, но уже на ином материале, опираясь не только на Декарта, но прежде всего на текст знаменитого прустовского романа «В поисках утраченного времени». И тем самым как бы завершил линию декартовского начала в создании собственной оригинальной философии.
Из наших разговоров с М.К. я знаю, что впервые он познакомился с романом Пруста в самом начале шестидесятых годов, когда находился в Праге, по рекомендации своего французского друга; одно из посвящений этой книги адресовано ему. И с тех пор буквально не расставался с Прустом. Во всяком случае, я видел его неоднократно с томиком галлимаровского Пруста и дома, и на пляже в Пицунде, где мы часто отдыхали, не говоря уже о том, что в последние годы он постоянно читал о нем лекции во время своих приездов в Москву. К тому же существует и еще одна, более обширная версия прустовского курса, прочитанного им тоже в Тбилиси, но уже в 1984 году.
Настоящие лекции издаются по расшифрованному с магнитофонных записей и просмотренному, но не правленному автором тексту, оригинал которого находится в его архиве. (Судя по всему, М.К. собирался на основе этих лекций сделать книгу, условно разбив ее на три части, «Реальность души», «Живая форма», «Исполнение жизни в памяти книги» и даже подобрал к ним эпиграфы.) На первоначальном этапе вся работа по подготовке этой книги к печати сверка цитат, исправление существовавших ошибок и опечаток, компьютерная распечатка была проведена Изой Мамардашвили и Давидом Лежава. Затем, на стадии редактирования Леной Ознобкиной и мной в присланной из Тбилиси рукописи была произведена необходимая стилистическая правка, выправлены неясные места, сняты смысловые повторы и т. д. При этом, понимая всю трудность передачи при публикации исходного речевого характера произведения, мы стремились, насколько это было возможно, сохранить его авторскую интонацию.
От имени Фонда философских и междисциплинарных исследований им. М.К.Мамардашвили хочу еще раз поблагодарить всех тех, кто на разных этапах принимал участие в работе над этой книгой, за посильную и бескорыстную помощь: Машу Зонину, Флору Зайцеву, Лену Петровскую. А также, пользуясь случаем, выразить искреннюю благодарность Т.Г.Твалчрелидзе, ныне покойной, и Диане Маглакелидзе, без инициативы которых эти лекции вообще не были бы прочитаны. Особая благодарность Международному фонду Сороса за материальную поддержку нашей работы.
Читателя же прошу обратить внимание в этой необычной книге на признание М.К.
Все, что я говорю, в каком-то смысле автобиографично, так же, как автобиографично для меня обращение к Прусту.
Я не раскрыл бы истины, если бы не прошел Путь.
Авторское
В начало просится признание. Если я вообще что-либо узнал, достойное этого названия, то только в юности и только в свете опыта таком слабом и колеблющемся! который французы странным образом называют «невозможной любовью».
Имена, предания, легенды, места, рыцарский звон мечей все это подступало внезапно к вырванному светом кружку, в «хмельной для глаза оболочке света» (О.Мандельштам) грузинскому Столу. Легенды, коллективное знание, историческая память (единство которой и есть моя история), ежедневно разыгрываемые за Столом, когда любое событие превращается в праздник, в пир, несет с собой радость.
Родовые и дружеские кланы. Наш салон и аристократия Стол и мир. И наши денди, светские знаки приличия, ритуал и фигуры.
Но где истина? Что значит эта древняя, но живая сила Стола, ее дух воодушевления? И почему я не могу? Ни праздника, ни радости жизни, так артистично инсценируемой, не чувствую и быть таким же не могу. Почему? А как завидовал, как хотел! Как я хотел быть принят в грузинских «домах», быть таким же!
Мы принадлежим друг другу и этого никогда не будет. Я грузин и не был грузином.
Я чувствую это ведь так, но поздно, не с той ноги встал, не с той ноги пошел. А может быть потому, что философ всегда шпион? Гражданин «неизвестной Родины» и ее свидетель в этой?..
Читал Монтеня и еще одна невозможная любовь не с той ноги; не быть мне французом. Монтень, Монтескье, Стендаль, Руссо мои юношеские влюбленности, прозрачные и неизъяснимые кристаллы. Сладко-тоскливо