при свечах, обходили меня с молитвами словом, они окружали меня любовью.
И в конце концов мои глаза волшебным образом открылись.
[Возвращаюсь к мемуарам.]
Когда я очнулся, то увидел маму.
Что тут творится? прохрипел я. Где я, черт возьми?
Последнее, что я помнил, мы с Эрин едем в машине.
У тебя разрыв толстой кишки, сказала мама.
Получив эту информацию, я сделал то, что сделал бы на моем месте любой комедийный актер: я закатил глаза и снова погрузился в сон.
Но однажды Мария центральная фигура в семье Перри (как моя мама в семье Моррисон) решила, что пришло время рассказать мне о том, что произошло. Когда она вводила меня в курс дела, я был по-прежнему прикован к постели и опутан пятью десятками проводов, словно робот. Мои опасения оказались не напрасными: в том, что случилось, была моя вина.
Я заплакал. О боже, как я плакал! Мария изо всех сил старалась меня успокоить, но я был безутешен. Я готов был себя убить. Я никогда не был тусовщиком, а все наркотики (а их было много) принимал в пустых попытках почувствовать себя более уверенно. Поверьте мне! Да, я пытался чувствовать себя увереннее и так дошел до порога смерти. И все же я остался здесь, я все еще живой. Почему? Почему меня пощадили?
Как известно, прежде чем дела налаживаются, они идут хуже некуда. Так было и в моем случае.
Мне казалось, что все врачи, которые каждое утро приходили ко мне в палату, делали это исключительно для того, чтобы сообщать мне плохие новости. Если что-то где-то могло пойти не так, то так оно и было. У меня уже стоял калоприемник; правда, мне сказали, что потом его можно будет убрать и на том спасибо. Но теперь, кажется, у меня образовался свищ, дыра где-то в кишечнике. Проблема состояла в том, что врачи никак не могли найти его. Чтобы помочь решению этой задачи, мне дали еще один приемник, в который просачивалась мерзкая зеленая гадость. Наличие нового мешочка означало, что мне не разрешали ничего есть и пить и это должно было продолжаться до тех пор, пока врачи не найдут этот чертов свищ. В результате они снова и снова день за днем искали его, а я начал умирать от жажды. Я выпрашивал себе диетической колы, мне прямо грезилась гигантская банка диетического спрайта. После целого месяца месяца! исследований свищ в конце концов обнаружили в какой-то кишке, скрывавшейся за толстой кишкой. А я все это время думал: «Эй, ребята, вы все время ищете дыру в моем кишечнике. А почему бы не начать искать ту хреновину, которая у меня там ВЗОРВАЛАСЬ?» Теперь, когда дырка была найдена, они начали ее латать, а я стал снова учиться ходить.
Я понял, что возвращаюсь к жизни, когда обнаружил, что с интересом поглядываю на женщину-терапевта, которую мне назначили. Правда, у меня остался гигантский шрам на животе но я никогда не был тем парнем, который часто снимает рубашку. В конце концов, я ведь не Мэттью МакКонахи А когда я принимаю душ, то просто закрываю глаза.
Меня выпустили только после пяти очень долгих месяцев пребывания в больнице. Мне сказали, что в течение года все внутри меня достаточно основательно заживет, и тогда мне можно будет сделать еще одну операцию по удалению калоприемника. А пока мы упаковали мои сумки с бельем, накопившимися за пять месяцев пребывания в больнице, и отправились домой.
Ну а еще я стал Бэтменом.
1. Вид из окна
И этот кто-то был я.
Я пишу эти строки в арендованном доме с видом на Тихий океан. (Мой настоящий дом находится чуть дальше по улице. Сейчас он на ремонте говорят, это займет полгода, так что я рассчитываю на год.) Пара краснохвостых сарычей кружит подо мною в каньоне, который тянется от района Пасифик-Палисейдс до самой воды. В Лос-Анджелесе стоит великолепный весенний день. Утром я занимался тем, что развешивал по стенам картины (точнее, пристраивал их как попало я в этом деле не сильно разбираюсь). Да, за последние несколько лет я действительно увлекся собиранием произведений искусства, и если вы достаточно внимательно присмотритесь к моему собранию, то найдете там странного Бэнкси или даже двух. Я работаю над вторым вариантом очередного сценария. В бокале у меня свежая диетическая кола, а в кармане непочатая пачка «Мальборо». Иногда этих вещей оказывается вполне достаточно.
Иногда.
Я постоянно возвращаюсь к единственному неоспоримому факту: я жив. С учетом всего, что со мной случилось, эти два слова звучат куда более удивительно, чем вы можете себе представить. Для меня эти слова имеют странный блеск как камни, привезенные с далекой планеты. Никто не может в это поверить. Очень странно жить в таком мире, где твоя смерть всех потрясет, но никого не удивит.