В январе 1916 года Марию Пуаре арестовывают. В результате графиня Орлова-Давыдова оказывается в одиночной камере Петербургской женской тюрьмы. Дело вел следователь по особо важным делам Петроградского окружного суда Павел Александров. За ним уже сложилась определенная репутация, на всю Россию известны были его расследования о покушении на жизнь бывшего премьер-министра С. Ю. Витте (доказал в 1907 году причастность к этому царской охранки), об отравлении доктором Панченко Бутурлина, об убийстве артистки Тимме, о проделках аферистки Ольги Штейн, дело педагога-развратника Дюлу, дело о гибели сына адмирала Куроша, дело о пожаре в Петербургском народном доме по вине принца Ольденбургского и другие.
В апреле 1916 года в журнале «Обозрение театров» вышли «Тюремные стихи» Марии Пуаре «Мужу», «Предателям», «гр. О-Д», в которых автор предстает обманутой людьми, мужем, обстоятельствами. В конце концов ее отпускают под залог в 25 тысяч рублей, собранных друзьями.
В сентябре 1916 года состоялся судебный процесс. На 150 мест судебного зала три тысячи заявок. И подсудимая, и истцы, и свидетели, и адвокаты, представляющие интересы сторон, знаменитости. Процесс продолжался восемь дней. И неделю с лишним репортажи о нем публиковались во всех ведущих газетах России. Как писал критик Юрий Беляев в «Новом времени»: «Тут и аристократы, и плебеи, адвокаты, гадалки, спириты, актеры и над всем этим, как солнечное паникадило, висит и сверкает миллион». Настоящее шоу. Не без элементов политики.
В 1916 году Государственная дума, прежде почти всегда голосовавшая за правительственные законопроекты, становится оппозиционной. Против власти выступает «Прогрессивный блок», состоящий из кадетов, прогрессистов и части октябристов. Алексей Орлов-Давыдов и свидетели по делу Василий Маклаков и князь Павел Долгоруков, шафер Александр Керенский активнейшие оппозиционеры, Общеизвестные враги существующего режима барон Давид Бейбутов и присяжный поверенный Мануил Маргулиес.
В отсутствие телевидения и звукового кино тогдашние суды вызывали огромный интерес. Юристы в те годы были популярнее актеров.
Графиню Орлову-Давыдову (в девичестве Пуаре) защищали звезды русской адвокатуры Михаил Казаринов (защищал до этого, скажем, вице-адмирала Небогатова, товарища министра внутренних дел Гурко) и Григорий Аронсон (дело Анны Коноваловой, обвинявшейся в мужеубийстве). Интересы гражданского истца представлял самый знаменитый присяжный поверенный России Николай Карабчевский (дела И. И. Мироновича, Ольги Палем, обвинявшейся в убийстве любовника, дело
мултанских вотяков, обвинявшихся в убийстве крестьянина-нищего с целью приношения в жертву языческим богам; процессы о Кишиневском погроме 1903 года (в качестве гражданского истца) над эсерами-террористами Г. А. Гершуни и Е. С. Сазоновым, защищал М. М. Бейлиса на всемирно известном процессе).
Ну и, наконец, известная всей России обвиняемая. Юрий Беляев: «Актриса, концертантка, поэтесса, музыкантка, военная корреспондентка, спортсменка, богачка, беднячка это все Пуаре. Публика, особенно сильный пол, долго и долго увлекались ею. Дамы несколько побаивались и сторонились ее эксцентричности, но, в сущности, отдавали справедливость обаятельности этой жизнерадостной особы и подражали ей».
Обе стороны на процессе выглядели не слишком привлекательно. Мария Пуаре уже один раз, в 1898 году, пыталась привязать поклонника князя Павла Долгорукова мнимой беременностью и рождением ребенка. Тогда трюк не удался, Долгоруков девочку своей не признал, но повел себя благородно, взяв на себя содержание Татьяны Свешниковой.
Теперь, с все теми же соучастницами (они тоже на скамье подсудимых) Феодосией Давыдовой и Матреной Ушаковой, они решили повторить операцию. Скорее всего, целью было привязать графа к себе более прочными узами и обеспечить Пуаре на случай разрыва с Орловым-Давыдовом (сына он обязан был обеспечивать).
Из объяснений подсудимой акушерки Давыдовой о причинах, по которым она согласилась участвовать в истории с родами: «Мария Яковлевна сказала мне, если ты мне не поможешь, то мне остается одно пустить себе пулю в лоб. Ни к кому другому я обратиться не могу, так как или меня будут шантажировать всю жизнь, или донесут прокурору. Я никому зла не делаю, никто не пострадает от того, что я выдам чужого ребенка за своего, жена и дети графа уже вполне обеспечены. Кроме того, мы уедем с графом сейчас же за границу на два года, и за это время, если и возникнут какие подозрения, они уже успеют рассеяться».
Пуаре разыскивала ребенка, младенца, который должен был хоть немного походить на графа. Давыдова в родильном доме на Надеждинской улице, 25, покупает у матери незаконнорожденного мальчика за пятнадцать рублей (в противном случае его ждал приют), но Пуаре он не понравился; «Зачем вы мне такую дрянь приносите, мне нужно породистого, с густыми бровями и чтобы был похож на графа». Младенца возвращают матери, поиски продолжаются.
По газетному объявлению Пуаре нашла другую акушерку Черкес. Та за 10 рублей нашла в анонимном родильном приюте на Ямской еще одного незаконнорожденного. Но мальчик снова не подошел Марии Пуаре, и его подкинули к дверям приюта.