Виктор ждет вас, Александр Тихонович!
А, понятно, отчего вы раскраснелись. Давно ждет?
Нет, только пришел.
Смойте, Тоня, надпись на доме, сказал доктор, проходя через приемную; английский замок в кабинете щелкнул за ним.
Минут через десять, справившись с делами, Тоня подошла к кабинету и позвала доктора обедать.
Иду, Тоня, откликнулся Рябинин.
В зубоврачебном кресле сидел парень лет двадцати пяти в синей косоворотке. Рябинин говорил, подчеркивая слова взмахами руки с зеркальцем:
Главное, Виктор, до мелочей уточните с Боженко план захвата тюрьмы. Не задерживайтесь больше двух дней.
Рябинин категорически запретил Виктору ввязываться по пути в штаб партизанского соединения в какие бы то ни было операции. Время разрозненных случайных стычек миновало. Было необходимо координировать действия всех отрядов, чтобы провести последнюю решающую операцию одновременно с началом наступления армии. Рябинин со дня на день ждал указаний командования партизанским движением.
Кого вы оставили за себя?
Андрея Дрибненко, сказал Виктор и, узнав, что Тоня уже приняла сводку Совинформбюро, попросил побольше листовок, но доктор не согласился.
Там Боженко подкидывает литературу, большая часть нам в городе нужна. Рябинин помолчал и сказал хмуро: Передайте Боженко неприятную новость. Фельдкомендатура доставила из Марфовки в гестапо Марусю Осетрову. Дело ее плохо. Пособничество партизанам. На допросе молчала. Взяли ее по доносу, узнать бы, кто эта сволочь Он прижал руки к груди. Жаль! Мне говорили, удивительной души человек Осетрова Не первый раз подписываю похоронные нашим товарищам и каждый раз сердце сжимается в предчувствии Стар, видно, становлюсь
Рябинин сказал о сердце
не просто к слову: у него появились сильные боли. Терапией он занимался лет двадцать назад, но симптомы этой болезни не забыл.
Встревоженный прорвавшейся у доктора тоскливой ноткой, Виктор участливо посмотрел на него. Этот шестидесятилетний всегда такой спокойный человек с лицом ученого был ему сейчас дороже отца.
Это ж пустая формальность, Александр Тихонович, сказал он с деланным удивлением. Они все одно повесят, хоть с вашей подписью, хоть без подписи. Только вам хуже будет, и дело наше погорит.
Так-то оно так, покачал головой Рябинин. А как подумаю, что придут ко мне после войны, ну хоть дети той же Осетровой или другие, и поглядят мне в глаза, и спросят, как же ты, старик, осмелился руку приложить к смерти нашей матери, а? Жутко подумать!..
Виктор коснулся руки доктора на подлокотнике кресла.
Тогда все будут знать, Александр Тихонович
Рябинин виновато усмехнулся. Чем ближе время освобождения, тем тяжелее думать о гибели товарищей. И так список слишком велик! Но хватит переживаний!
Боженко сейчас тяжело, сказал он, каратели жгут камыши на лиманах. Но пусть все-таки постараются переправить детей Осетровой в город у нее, кажется, сын и дочь. А мы попытаемся вызволить ее, я уже говорил с Васильевым
Тоня напомнила доктору об обеде. Рябинин открыл кабинет.
Ну, Виктор, отправляйтесь! Кстати, Тоня, где вы сможете устроить еще двух детей?
У Фроловых, не задумываясь, сказала девушка. Это надежные люди, и живут они за парком.
Море штормило. Они видели в подслеповатое окно, как бурые волны с пеной ярости атаковали плоский сберег, стремясь дорваться до сушил, с которых старый рыбак, дед Андрея, снимал сети. Откатываясь назад, обессиленные волны раскидывали на песке ядовито шипящие грязные хлопья.
Потом хозяева и гости дружно чистили рыбу на ужин. Тоня по-детски всплеснула руками, увидев подпрыгивающие на столе куски очищенной выпотрошенной сулы, и, пока дед, дымя трубкой, жарил рыбу, они затеяли спор о поразительной силе жизни.
Андрей постелил себе и деду на полу, уступив гостям две стоявшие вдоль стенки узкие железные койки. Виктор не спал, взволнованный тем, что Тоня тихо дышит так близко от него. А когда дед захрапел, он лег на живот, просунул руку между прутьями койки и, замирая от страха, погладил белевшую в темноте руку девушки. И тотчас зарылся головой в подушку, едва девушка пошевелилась. И вдруг он почувствовал, что ее теплые пальцы дотронулись до его щеки
Их руки сплелись в прогале между койками, они боялись шелохнуться, чтобы не разбудить хозяев, они не произнесли ни слова, но язык их рук был выразительнее человеческой речи. И время летело незаметно, а море за стеной грозно рокотало, словно негодуя, что их любовь зажглась в такую бурную военную пору.
Утром Тони уже не было, но теперь Виктор знал, что никогда до конца дней своих не забудет ее горячие, округлые, нежные руки.
И сегодня, как только доктор закрыл за собой дверь, Виктор, припадая на левую ногу, подошел к девушке, взял ее руки в свои, их взгляды встретились, и оба отчего-то смутились.
Соскучился я по тебе, мы так редко видимся, а я опять ухожу на два дня
На целых два дня! воскликнула Тоня, не скрывая тревоги, но ни о чем не спрашивая. Боюсь я за тебя, Витя!
И напрасно. Ничего со мной до самой смерти не будет.
Виктор безмятежно улыбнулся, но девушка не поверила его спокойствию.