Я ничего не говорила о своем младшем братишке, произнесла она. На самом деле он мой старший брат. И я говорила о временах, которые давно прошли. О том, как он выглядел, когда я была маленькой девочкой, а он на время уезжал во Вьетнам.
Босх не стал к ней оборачиваться. Не смог. Он понял, что последует вслед за этим.
Я хорошо помню, как он тогда выглядел он как живой стоит у меня перед глазами. Потому что тогда я видела его в последний раз. Да, он чем-то напоминал вас. Он был из тех, кто так и не вернулся.
Она вышла из комнаты.
Он оформил получение машины без полицейских опознавательных знаков и отвез Шарки к его мотоциклу. Мотоцикл не влезал в багажник. Тогда он заключил с парнем сделку: Шарки на мотоцикле поедет до приюта, а Босх на машине двинется за ним следом. Когда парень доберется туда и будет размещен, Босх отдаст ему обратно деньги, бумажник и сигареты. Но только не отобранные поляроидные снимки и не сигарету с марихуаной. И то и другое отправилось в мусорный ящик. Шарки это не понравилось, но он согласился. Босх велел ему побыть в приюте хотя бы дня два, однако понимал, что парень, вероятнее всего, удерет с утра пораньше.
Однажды я уже нашел тебя. Если понадобится, сумею сделать это и снова, сказал он, когда мальчишка пристегивал цепью свой мотоцикл возле приюта.
Да-да, я знаю, ответил Шарки.
Это была пустая угроза. Босх знал, что нашел Шарки, когда парень не подозревал, что его ищут. Но все будет совершенно иначе, если он захочет скрыться. Босх дал мальчику одну из своих дешевых визитных карточек и велел позвонить, если он вспомнит что-нибудь важное.
Для вас или для меня? спросил Шарки.
Босх не ответил. Он снова забрался в машину и поехал обратно на Уилкокс-авеню, в полицейский участок, высматривая в зеркале заднего вида признаки «хвоста». Таковых он не обнаружил. Сдав машину, он прошел к своему рабочему столу и забрал фэбээровские досье. Потом пошел в кабинет дежурного, где несущий ночную вахту лейтенант вызвал одну из своих патрульных машин, чтобы подбросить Босха до Федерал-билдинг. Патрульный полицейский был молодой парень с короткой стрижкой. Азиат. От кого-то в участке он слышал, что полицейского зовут Гунь Хо. Они промолчали все двадцать минут пути до правительственного здания.
Домой Гарри добрался к девяти. Красная лампочка на телефонном автоответчике мигала, но самого сообщения не было только звук возвращаемой на рычаг трубки. Он включил радио послушать, как сыграли «Доджеры», но тут же выключил, почувствовав, что устал от слов. Он загрузил в стереопроигрыватель компакт-диски с музыкой в исполнении Сони Роллинза, Франка Моргана и Брэнфорда Марсалиса и вместо речи послушал саксофон. Разложил на столе папки с личными делами и сковырнул крышечку с бутылки пива. Алкоголь и джаз, подумал он, глотая напиток. Засыпание в одежде. Ты типичный, шаблонный коп, Босх. Открытая книга. И никакой разницы с десятком тех болванов, что клеятся к ней, должно быть, каждый день. Так что придерживайся тех задач, которые сейчас стоят перед тобой. И не надейся ни на что другое. Он раскрыл досье Медоуза и стал скрупулезно прочитывать каждую страницу из тех, что прежде когда ехал в машине с Уиш только бегло пробежал глазами.
Медоуз всегда был для Босха загадкой. Потребитель «колес» и героина и в то же время солдат, который завербовался на второй срок, чтобы остаться во Вьетнаме. Даже когда его отстранили от туннелей, он остался. В 1970-м, после того, как провел
два года в туннелях, он получил назначение в военную полицию, в подразделение, прикомандированное к американскому посольству в Сайгоне. Пускай он никогда больше не сталкивался с боевыми действиями, но оставался во Вьетнаме до самого конца. После мирного договора и вывода войск в 1973-м он демобилизовался и снова остался, на этот раз в качестве одного из гражданских советников при посольстве. Все стремились домой, но только не Медоуз. Он не уезжал вплоть до 30 апреля 1975 года, когда пал Сайгон. Потом оказался на вертолете, а затем на самолете, которые перевозили беженцев из Вьетнама в Соединенные Штаты. Это было его последнее правительственное задание: обеспечить безопасность на крупном транспортном средстве, вывозящем беженцев сначала на Филиппины, а потом в Штаты.
Согласно послужным спискам, Медоуз по возвращении остался в Южной Калифорнии. Но его навыки были ограничены такими специальностями, как военный полицейский, «туннельный сталкер» и наркодилер. В досье упоминалось заявление о приеме на работу в УПЛА, которое было отвергнуто. Он не прошел тест на наркотики. Далее в досье приводилась компьютерная распечатка из базы данных Национальной службы криминальной разведки, в которой давался список судимостей Медоуза. Его первый арест, за хранение героина, случился в 1978 году. Он был осужден условно. В следующем году попался снова, на сей раз за хранение с целью сбыта. Смог в суде свести обвинение к простому хранению и получил полтора года отсидки в тюрьме «Уэйсайд-Хонор-ранчо». Из этого срока он отсидел десять месяцев. Следующие два года его жизни были отмечены арестами, поводами к которым послужили свежие следы от уколов, что уже представляло собой правонарушение, караемое двумя месяцами заключения в окружной тюрьме. Создавалось впечатление, что Медоуз словно через дверь-вертушку входил и выходил из окружной тюрьмы вплоть до 1981 года, когда загремел уже на более значительный срок. Его посадили за попытку ограбления, и это преступление находилось уже в федеральной юрисдикции. По компьютерным данным Национальной криминалистической разведслужбы нельзя было понять, относилась ли эта попытка ограбления к банку, но Босх посчитал, что, вероятно, да, коль скоро дело оказалось в федеральной юрисдикции. В распечатке говорилось, что Медоуза приговорили к четырем годам в Ломпоке, из которых он отбыл два.