Спит? спросил Уок.
Дачесс кивнула.
Я насчет мамы вашей узнал. Она поправится.
Второй кивок.
Сходи возьми себе чего-нибудь в автомате колы, например. Он там, сразу за
Знаю.
Дачесс обернулась. Брат спал крепко. Не шевельнется, пока его за плечико не потрясешь.
Уок протянул ей долларовую купюру, она заколебалась, но взяла.
Миновала коридор, купила в автомате содовую. Даже не пригубила это для Робина. По дороге обратно к семейной комнате прислушивалась, когда могла заглядывала в палаты. Писк младенцев, всхлипывания жизнь. Иные пациенты лежали, подобно пустым скорлупкам. Эти Дачесс знала не оклемаются. Еще знала, что копы привозят сюда, в больницу, всяких отморозков ручищи татуированы, рожи раскровянены. Потому и перегаром воняет. И хлоркой, и блевотиной, и дерьмом.
Дачесс прошла мимо дежурной медсестры. Получила улыбку. Ее тут почти все знали в лицо. Бедная девочка, вот же не повезло с мамашей
Пока Дачесс не
было, Уок притащил два стула, поставил под дверью. Дачесс села не прежде, чем проверила, не проснулся ли Робин.
Уок протянул ей жвачку, она отрицательно качнула головой.
Ясно: он хочет поговорить. Сейчас заведет про перемены: мама, типа, оступилась с каждым случается, но скоро всё будет иначе.
Ты им не звонил.
Уок глядел вопросительно.
В соцзащиту, говорю. Ты туда не звонил.
А надо было.
Грусть в голосе. Будто Уок предатель; либо Дачесс предаёт, либо значок свой полицейский.
Но ты все равно звонить не станешь?
Не стану.
Живот у него аж рубашка трещит. Щеки толстые, румяные как у балованного мальчишки, который ни в чем не знал отказа. Лицо открытое невозможно представить, чтобы у человека с таким лицом были секреты. Стар всегда говорила, что Уок очень-очень хороший. Как будто в хорошести дело
Шла бы ты поспала.
Они сидели под дверью, пока не начали гаснуть последние звезды. Луна позабыла свое место. Бледнела, как пятно на новом дне, как напоминание о том, что минуло. Окно было прямо напротив них. Дачесс прижалась лбом к стеклу к деревьям в больничном дворе, к виду на океан, к обрыву, который она знала вот как раз за этими деревьями. Запели птицы. Взглядом Дачесс скользила дальше, дальше, пока не выцепила с полдюжины колеблющихся точек на полпути к горизонту. Это были траулеры.
Уок откашлялся.
Твоя мама в том, что с ней, виноват мужчина?
Мужчина всегда виноват. Без мужчины ни одна дрянь на свете не происходит.
Это был Дарк?
Дачесс застыла.
Не можешь мне сказать?
Я вне закона.
Понял.
У Дачесс в волосах был бантик, и она его трепала, дергала. Слишком она худенькая, слишком бледненькая, думал Уок. Слишком красивая вся в мать.
Здесь, в больнице, только что малыш родился, сменил тему Уок.
И как его назвали?
Не знаю.
Ставлю пятьдесят баксов, что не Дачесс.
Уок осторожно рассмеялся.
Ну да, имя у тебя редкое. Экзотическое. Ты в курсе, что поначалу твоя мама хотела назвать тебя Эмили?
«Шторм должен быть жесток» .
Точно.
Она до сих пор этот стих Робину читает. Дачесс села, закинула ногу на ногу, потерла бедро. Кроссовки у нее были растоптанные, заношенные. Скажи, Уок, этот шторм меня сметет?
Уок прихлебывал кофе тянул время, будто ответ на ее вопрос мог оформиться сам собой.
Мне нравится твое имя, наконец выдал он.
Побыл бы ты в моей шкуре. Родись я мальчишкой, меня назвали бы Сью . Дачесс откинула голову; перед глазами замелькали яркие полоски. Она хочет умереть.
Ничего подобного. Даже не сомневайся.
Не пойму, самоубийство оно про безграничный эгоизм? Или про безграничное самопожертвование?
В шесть медсестра отвела Дачесс к матери.
Стар казалась тенью на койке. Человеческого в ней было всего ничего, материнского еще меньше.
А вот и Герцогиня Кейпхейвенская. Она вымучила улыбку. Все хорошо.
Дачесс молчала. Мать заплакала. Дачесс приблизилась, легла щекой ей на грудь. Подумала: странно, что сердце еще бьется.
Так они лежали вместе, пока не взошло солнце. Начался новый день без света для Дачесс, без обещаний. Насчет последних и лучше, что их нет. Потому что обещания ложь.
Я тебя люблю. Прости.
В другое время Дачесс, может, и высказалась бы. Но в тот момент ее хватило только на эхо материнских слов:
Я тоже тебя люблю. И не сержусь.
2
Солнце ползло по лазурному небосклону вверх. На заднем сиденье Дачесс крепко сжала ладошку Робина.
На их улице Уок сбавил скорость, возле их дома остановился. Дачесс и Робин вошли первыми, Уок за ними. Он хотел приготовить завтрак, но в кухонных шкафах было пусто, хоть шаром покати. Уок сгонял в заведение Рози, вернулся с оладьями. Под его улыбку Робин съел три штуки.
Умыв брату личико и приготовив для него перемену одежды, Дачесс вышла в парадную дверь. Уок сидел на террасе, прямо на ступенях. Кейп-Хейвен просыпался, как всегда, без суеты. Проехал почтальон, появился Брендон Рок, сосед из дома напротив, размотал шланг и начал поливать лужайку. Ни один, ни другой ничем не выказали, что удивлены почему, мол, возле дома Рэдли торчит автомобиль Уока? Вот и хорошо, подумала Дачесс. В следующую секунду она поняла: хорошего как раз мало.
Подвезти вас с Робином в школу?