Доложил Коврову о поездке.
Что думаешь делать дальше? спросил он меня. Люди нужны?
Как бы не спугнуть Лучше пограничную часть предупредите, попросил я. Чтобы в случае чего мог я к ним обратиться
Затем зашел к знакомому уже мне жильцу, попросил опять известить меня, когда масло привезут. Тот действительно очень аккуратно перед самыми святками позвонил мне, и я встретился с Афанасьевым уже как старый покупатель, купил масла и опять отнес его Железновым.
Напрасно вы о нас так беспокоитесь, Иван Николаевич, говорит Зинаида Павловна и смущается.
Люди свои, сочтемся, отвечаю. Я вот в деревню ехать собираюсь, отпустите со мной Виктора? Чего ему каникулы в городе проводить?
Да уж не знаю, как быть, говорит Зинаида Павловна. Я бы и отпустила, да ведь вы человек занятый, куда такая обуза?
А он мне помогать будет, шучу в ответ. Пускай с жизнью знакомится.
Тут Виктор сам подходит ко мне и шепотом, чтобы мать не слышала, спрашивает:
Дело?
Да, говорю.
Все то же? спрашивает.
Да.
Бросился он к матери, обнимает ее, тормошит.
Мамочка, дорогая! кричит. Отпусти меня с Иваном Николаевичем. Весь год буду потом лучше всех учиться! На недельку только Отпусти, честное слово!
Отпустила Зинаида Павловна со мной сына, конечно, и мы в тот же день, не дожидаясь Афанасьева, выехали псковским поездом из Петрограда.
Взял я с собой ружье, лыжи Охотники!
Виктор едет ликует.
Вырасту, тоже чекистом стану, говорит.
А вот мы это сейчас выясним, отвечаю. Что я делами занят это естественно, но вот откуда ты взял, что я все одним и тем же делом занимаюсь?
А очень просто, говорит Виктор. Носишь ты нам масло, и масло это какоето не петроградское, вот я и решил, что ты все в одно место ездишь.
Догадливый! смеюсь я.
А что мы там делать будем? спрашивает Виктор.
Где «там»?
А куда едем.
Гулять, говорю.
Смотрю обиделся мальчишка, надулся как мышь на крупу.
Ты чего? спрашиваю.
А может, ты меня в самом деле гулять везешь? бурчит он. Так я могу и один обратно вернуться.
Ладно, спи, чекист, говорю ему. Там будет видно. Утро вечера мудренее.
Вылезли мы с ним где надо, наняли лошадь, поехали в Соловьевку, остановились у одного местного коммуниста, известного нам в Петрограде человека.
Предупредил я нашего хозяина:
Говорите, что приехал к вам в гости родственник с братом.
Даю Виктору лыжи.
Гуляй, говорю.
А дело? спрашивает он.
Гуляй, повторяю, и никаких вопросов.
Да что ты, смеешься, что ли, надо мной? возражает Виктор. Я бы, может, не поехал гулять!
Рассердился я даже на него.
Сказано гуляй, и гуляй. Будешь еще у меня рассуждать! Я серьезно говорю: это тебе военное задание. Гуляй, и вся недолга!
Заметил или нет раздражение в моем голосе Виктор не знаю, только больше пререкаться не стал, забрал лыжи и отправился на улицу.
На другой день спрашиваю хозяина:
Афанасьев приехал?
Недавно, говорит тот. Сын за ним ездил.
Кликнитека сюда моего мальчишку, прошу. И какнибудь ненароком покажите ему Афанасьева.
Явился Виктор.
Вот, говорю, тебе и поручение. Покажут тебе одного человека. Так твоя обязанность последить не уйдет ли он куданибудь из деревни. Только смотри, около его избы не околачивайся. Гулять будешь, понятно?
Вечером пришел Виктор ничего не приметил. На ночь я пошел бродить у околицы тоже напрасно. Утром опять Виктор меня сменил
Вскоре прибежал запыхавшийся, еле отдышался.
Ушли! говорит. Пошел с ружьем, с собакой, с какимто парнем. В лес. Идемка
А это вы напрасно тревожились, говорит хозяин. Это он с сыном белку бить ходит. За ними и следить не надо. Зимой Афанасьев или в Петроград ездит, или по белку ходит, только и всего. Охотники они с сыном не ахти какие, а всетаки на воротник да на шапку набьют зверя за зиму.
Что ж это вы мне раньше не сказали, говорю хозяину. Я тоже люблю с ружьем побаловаться. Здешние места должны они знать, вот мы и пойдем завтра в ту же сторону.
Пообедали мы. Послал я Виктора снова на улицу.
Как вернутся, лети ко мне.
Часа через два прилетает мальчишка.
Вернулись!
Забрали мы с Виктором лыжи, и огородами за околицу
и в лес.
Идем по лесу. Сугробы волнами выгибаются. Разлапистые темнозеленые ели точно присели на зем' лю и прикрыли ее пушистыми своими юбками. Голые березы ввысь рвутся, и белые их стволы на синеватом снегу кажутся розовыми. Тишина стоит необыкновенная, как в театре перед поднятием занавеса. Вотвот все сейчас запоет, заиграет. Только гдето в отдалении скрипнет сучок и чтото хрустнет, точно кашлянул кто.
Указал мне Виктор на лыжный след легкий такой, бегущий. Сразу видно, что хорошие лыжники шли. Двое. А рядом мелкие и частые лунки собака бежала. Идем мы по следу, быстро идем, и даже мне, отвыкшему в городе от лыж, идти легколегко так кругом хорошо и привольно.
Километров пять мы так пробежали. Вдруг Виктор хватает меня за руку.
Бей! говорит. Бей!
Указывает на высокую ель на макушке, в ветвях, белка скачет.
Снимай ружье!
Стряхнул я его руку со своей.
Эх ты, чекист! говорю. Ты уж прямо из деревни с песнями выходил бы да Афанасьевых бы позвал на прогулку.