что все мои разработки основаны на слабостях человеческих. А слабости есть у каждого.
И у меня?
Так точно, спокойно ответил Нольман.
А у тебя есть слабости, Иван? спросил Шпигельгласс.
Я уже сказал, что слабые места имеются у всех. А я человек. Но про мои слабости никто не знает, Сергей Михайлович
***
И вот все начинается снова. Нольман спросил:
Разве Хозяин не может решить этот вопрос проще?
Хозяин может все, ответил Максимов.
Тогда это приказ не Хозяина? догадался Нольман. Все делается в обход? Но ты знаешь, Владимир Иванович, что будет
Знаю, перебил Нольмана Максимов. Я все знаю, и потому сейчас говорю с тобой, Иван.
Чей приказ?
Иван! Нет никакого приказа. Есть задание для группы Шпигельгласса!
Но самого Шпигельгласса поставили к стенке. И я тогда был арестован по его делу. И меня ждала пуля, если бы не Лаврентий Павлович. Он лично вытащил меня. Но тебе ведь это хорошо известно.
Мы можем перейти к делу, Иван? спросил комиссар.
Да. Оказаться у меня права нет, как я понял?
Ты все правильно понял.
Тогда я вас слушаю, товарищ комиссар госбезопасности 2-го ранга.
Максимов начал:
Нужно сделать так, чтобы этот человек умер героем от вражеской пули. Все, как и тогда в Ленинграде в 1934-ом году. Ты меня понял?
Иными словами ликвидировать его должны «те»?
Именно так. Это должна быть пуля врага.
Чего проще организовать простую провокацию? Переодеть человека в форму вражеской армии и
Нет, отрезал Максимов. Это должны сделать наши враги. И они должны быть уверены, что эта мысль пришла в их головы! Мы с тобой должны быть чисты.
Значит никто кроме нас с тобой, Владимир Иванович, и того, кто отдал приказ, этого не знает?
Ты все понял правильно, Иван.
И кто же будет «исполнителем»? Кого нужно обрабатывать? Абвер? СД?
Нет. ОУН-УПА . Именно они в следующем 1944-ом году станут нашими врагами на Западной Украине, Иван. Но это ты и сам понимаешь. Ведь одного из лидеров ОУН ликвидировал именно ты в 30-е годы.
Нольман помнил дело Евгения Коновальца, которого убрали при его участии.
Тогда ты не только план разрабатывал, Иван
Владимир Иванович. У меня хорошая память. Профессиональная. Лишние напоминания не нужны.
Как скажешь, Иван Артурович.
Нольман сказал комиссару:
А наши агенты, которых мы задействуем, должны получить «задание прикрытия». Ведь они ничего не должны знать о нашей операции.
Все так. Для них это будет стандартная работа по настоящей борьбе с врагами СССР. Да почему собственно «прикрытие»? Они действительно станут выполнять свои задания. Просто эта операция «чемодан с двойным дном».
Нольман взял лист бумаги и карандашом написал фамилию. Затем показал лист Максимову.
Это он?
Ты еще раз показал, Иван, что лучше тебя не найти. Ты догадлив.
Это было легко, Владимир Иванович. Если речь идет о Западной Украине. И среди наших командармов, что возглавляют армии в этом регионе, можно первым выделить вот его. Сам фельдмаршал Манштейн назвал его «Гроссмейстером». И врагов среди наших своим резким характером он нажил немало. Мне ли этого не знать при моей работе.
Но только запомни, Иван Артурович, что больше мы с тобой к этому разговору возвращаться не станем. И даже в моем кабинете, когда нас здесь будет только двое, мы не будем упоминать фамилии вот этого генерала.
Максимов смял лист бумаги и чиркнул спичкой. Лист охватило пламя. Он быстро обратился в пепел.
Я понимаю. Мог бы и не предупреждать.
Не сомневался в твоей понятливости, Иван Артурович. И тебе ведь не нужно говорить, чей это приказ?
Я догадался. Да и ты и не скажешь ведь?
Не скажу, Иван. Но тебе нужно в самый короткий срок подготовить план операции.
«Крыса в норе», сказал Нольман.
Что?
«Крыса в норе» повторил Нольман.
Это название?
Тебе не нравится, Владимир Иванович?
Почему не нравится? Разве дело в названии? Дело в скорости и «чистоте».
Слово «чистота» здесь не совсем подходит, Владимир Иванович.
Я говорю не о той «чистоте», Иван. Операцию нужно провести так, чтобы и комар носа не подточил. Как ты умеешь это делать.
Я подготовлю план, товарищ комиссар госбезопасности 2-го ранга.
И на бумаге будет только
На бумаге будет только то, что можно изложить на бумаге, Владимир Иванович. Я все понимаю.
Никогда в тебе не сомневался, Иван.
Нольман