Сэр, я думаю, вам нужен доктор Шилдс.
Чушь! возмутился Вудворд. Я уже тебе говорил, дело в болотном воздухе!
Вы не слишком хорошо выглядите, извините за прямоту.
Я выгляжу как есть! Нервы магистрата готовы были сдать из-за саднящего горла, забитых носовых ходов и мучительно-неотвязных насекомых. Как лысый старик, у которого украли парики и камзол! Спасибо за лесть, Мэтью, но прошу тебя воздержаться от высказывания своих мнений!
На мой взгляд, магистрат вполне нормально выглядит, перебил Бидвелл с неискренней улыбкой. Чтобы привыкнуть к болотному воздуху, нужно некоторое время, но ничего здесь нет такого, чего не вылечить доброй порцией рома. Я прав, сэр?
Вудворду не хотелось чувствовать благодарность за поддержку.
Честно говоря, не совсем. Ром вредит не менее, чем лечит.
Но ведь вы же хорошо себя чувствуете? настаивал Бидвелл. Я имею в виду, достаточно хорошо для выполнения своих обязанностей?
Разумеется! Может быть, я немного подавлен из-за погоды
А кто нет, в такой дождь? быстро вставил Бидвелл с нервным смешком.
но никогда за все время моей профессиональной деятельности не было случая, чтобы я был не в состоянии выполнять свой долг, и я не буду портить свой послужной список. Он остро посмотрел на Мэтью. У меня слегка воспалено горло, и я немного устал, вот и все.
И все же я хотел бы, чтобы вас осмотрел доктор Шилдс.
Черт побери, мальчишка! рявкнул Вудворд. Кто из нас отец? Тут же лицо его густо покраснело. Я хотел сказать, кто из нас опекун? Он опустил глаза и стал рассматривать пальцы, вцепившиеся в край стола. В комнате воцарилось молчание. Простите, спокойно сказал Вудворд, я оговорился. Разумеется, я опекун моего клерка, а не его отец. Краска все еще жгла его щеки. Кажется, мой ум слишком устал. Мне следует пойти к себе и попытаться дать ему отдых. Он встал, и Мэтью с Бидвеллом тоже приподнялись в знак уважения. Меня нужно разбудить в пять часов, сказал Вудворд хозяину. Потом обратился к Мэтью: Я предложил бы тебе лечь спать пораньше, поскольку в тюрьме будет не слишком уютно. Спокойной ночи, джентльмены.
С этими словами магистрат расправил плечи и вышел из комнаты со всем достоинством, которое мог собрать.
Снова воцарилось молчание. Бидвелл и Мэтью сели за стол. Старший
быстро доел свой десерт, выпил последний глоток рома и вышел из-за стола, бросив сухо:
Мне пора к себе. Спокойной ночи.
Мэтью остался один на руинах трапезы.
Он решил, что самым мудрым было бы последовать совету магистрата, а потому поднялся к себе, переоделся в ночную рубашку и влез в постель под москитную сетку. Сквозь закрытые ставни слышно было, как где-то далеко поет женщина под аккомпанемент залихватских аккордов скрипки. Мэтью понял, что музыка доносится из жилищ слуг, и это, наверное, Гуд играет на своем инструменте куда как свободнее, чем за обедом в первый вечер. Звук был живой и приятный и отвлекал Мэтью от мыслей о тюрьме, Рэйчел Ховарт и ожидающей плети. Поэтому он отодвинул сетку, вылез из кровати и открыл ставни, чтобы лучше слышать.
В небольшом поселке дощатых хижин, где жили слуги, горели фонари. Мотив, который играл Гуд, изменился, и женщина с поистине царственным голосом начала другую песню. Мэтью не мог разобрать слов наверное, это был какой-то африканский диалект. Ритм подхватил один бубен, потом другой, низкий звук барабана стал отбивать контрапункт. Голос нарастал и опускался, блуждая вокруг мелодии, боролся с нею шутя и снова падал в ее объятия. Мэтью, опираясь на локти, высунулся в окно и посмотрел в небо. За густыми тучами не видно было ни луны, ни звезд, зато морось, изводившая целый день, прекратилась.
Мэтью слушал музыку, наслаждаясь минутой.
«Кто из нас отец?»
Что за странные слова в устах магистрата! Конечно, он нездоров, и ум его в некотором беспорядке, но что за странные слова все-таки.
Мэтью никогда в жизни не думал о магистрате как об отце. Опекун да, наставник наверное. Но отец? Нет. Нельзя сказать, что Мэтью не чувствовал привязанности к этому человеку. В конце концов, они вместе прожили и проработали пять лет. Если бы Мэтью не выполнял своих обязанностей удовлетворительным образом, он бы не продержался столько на службе у магистрата.
Конечно, именно это их и связывало. Служба. Мэтью надеялся продолжать выполнять свои обязанности столько, сколько он будет нужен магистрату, а потом, быть может, самому начать изучать право. Вудворд ему говорил, что он даже, быть может, сам когда-нибудь станет магистратом, если решит взойти на это поприще.
Отец? Нет. Слишком многого не знал Мэтью о магистрате даже после этих пяти лет. Не знал прошлой жизни Вудворда в Лондоне и не знал, почему он уехал в колонии. Не знал, почему он отказывается говорить об этой таинственной Энн, которую иногда звал в беспокойных снах. И о том, почему так много для него значит вышитый золотом камзол.
Все это отец объяснил бы сыну, даже такому, которого взяли из приюта. И вещи столь личной природы никогда не стал бы обсуждать работодатель со служащим.
Музыка пришла к мелодичному финалу. Мэтью еще посмотрел в сторону болот и моря, скрытых ночной тьмою, потом закрыл ставни и вернулся в постель, где его ждал крепкий сон.