Я у вас в руках! горячо шепнула она Мэтью. Прошу вас, никому ни слова!
Хорошо, согласился он.
Мы здесь, сэр! отозвалась миссис Неттльз на призыв хозяина дома, снова направляясь к лестнице. Прошу прощения, молодой человек несколько поздно встал!
На завтрак подали ломти ветчины с кукурузной кашей, бисквиты и местный мед с кружками крепкого янтарного чая. Мэтью еще не отошел от вчерашнего ужина из черепахового супа, черепахового мяса и кукурузного хлеба, так что ел он весьма сдержанно. Вудворд, у которого саднило горло и заложило нос после неспокойной ночи, выпил столько чаю, сколько в него поместилось, и потом стал сосать лимон. Зато у Бидвелла аппетит был волчий; хозяин дома поглощал ветчину ломоть за ломтем и съел целую миску каши заодно с тарелкой бисквитов.
Наконец Бидвелл откинулся на стуле, шумно выдохнул и похлопал себя по набитому животу.
Вот это завтрак! Его взгляд упал на недобитую жертву этой бойни. Магистрат, вы бисквит
будете доедать?
Нет, сэр, спасибо.
Тогда не возражаете?
Бидвелл потянулся за бисквитом и запихнул в рот раньше, чем кто-нибудь успел бы возразить. Вудворд с трудом сглотнул у него очень болело горло и позволил себе еще глоток терпкого чаю.
Магистрат, вы не заболели? спросил Мэтью.
Трудно было не заметить бледность старика и темные круги у него под глазами.
Я не очень хорошо спал в эту ночь. Кажется, комары меня полюбили.
Дегтярное мыло, заявил Бидвелл. Им надо помыться с вечера. Дегтярное мыло их всех отпугивает. Ну почти всех.
Я думал, что в Чарльз-Тауне насекомые особенно кровожадны. Вудворд почесал краснеющий волдырь на тыльной стороне правой руки один из дюжины укусов, полученных уже сегодня утром. Но ваши комары, сэр, их далеко превзошли.
К ним надо привыкнуть, вот и все. А дегтярное мыло действительно помогает.
Тогда жду с нетерпением, чтобы меня просмолили дегтем.
Вудворд знал, что вид у него непрезентабельный, о чем сообщило зеркало в момент бритья. Он жалко выглядел в заемной одежде, которая могла быть гордостью пахаря, но мало отвечала его изящным вкусам. И без парика чувствовал себя почти голым и каждую минуту помнил о пигментных старческих пятнах. Никогда в жизни не ощущал он себя настолько старым и настолько пленником судьбы. Ему казалось, что все его лицо отваливается от костей черепа, зубы становятся щербатыми и кривыми, и он боялся, что выглядит как сельский простофиля, а не утонченный горожанин. Еще его мучили боль в горле и заложенный нос. В другое утро он мог бы снова лечь в постель с чашкой горячего рома и горячим компрессом, но сегодня его ждала важнейшая работа. Он заметил, что Мэтью пристально на него смотрит, а вид у молодого человека взволнованный.
Я скоро приду в себя, пообещал Вудворд.
Мэтью ничего не сказал, не желая ставить магистрата в неловкое положение излишней заботливостью. Он налил себе чаю, подумав, что ходить в болотных испарениях с непокрытой головой не слишком полезно для здоровья Вудворда. Но на заднем плане его мыслей вертелся давешний разговор с миссис Неттльз. Ее пристрастность в данном вопросе была очевидной, но не было ли ее целью замутить его разум, а не прояснить? Действительно: если она тоже заколдована, то будет служить хозяину Рэйчел Ховарт. И не пытается ли этот хозяин использовать его, Мэтью, чтобы поколебать суждение магистрата? Он не мог избавиться от размышлений над столь различными мнениями о колдовстве тех авторов, которых он читал. Миссис Неттльз он сказал чистую правду: он действительно не знал, во что верит.
Но Мэтью не пришлось размышлять особенно долго, потому что в дверях появилась сама миссис Неттльз.
Сэр? сказала она, обращаясь к Бидвеллу. Экипаж готов.
Ее лицо снова стало суровым, и она даже не глянула в сторону Мэтью.
Прекрасно! Бидвелл встал. Джентльмены, едем?
На улице стояла запряженная карета с черным возницей Гудом, который играл на скрипке в первый вечер и поймал черепаху на ужин. Бидвелл, Вудворд и вслед за ними Мэтью влезли в карету и под беспокойными тучами тронулись от особняка мимо источника по улице Мира. На улице были жители, но немного; освещение или отсутствие такового придавало утру хмурость, и Мэтью своими глазами видел, как вытекает жизнь из этого богооставленного поселения.
Возле бесполезных солнечных часов Гуд свернул упряжку к востоку, на улицу Истины. При приближении к тюрьме Бидвеллом овладел припадок нервозности, и хозяин города снял напряжение дуплетной понюшкой в обе ноздри. Гуд объехал свиней, валявшихся в грязи Истины, и через минуту остановил лошадей возле суровых, мрачных глухих стен тюрьмы. Прибытия кареты ожидали двое: один Николас Пейн, второй массивный широкогрудый великан не менее шести футов ростом. На голове гиганта была треуголка, и волосы, которые из-под нее выбивались, горели рыжим, как и длинная, весьма неухоженная борода.
Выйдя из кареты, Бидвелл представил друг другу магистрата, Мэтью и рыжебородого великана.
Мистер Ганнибал Грин, наш тюремный надзиратель, сказал он.
Пожимая покрытую рыжим волосом руку, Вудворд почувствовал, что эта лапа может сломать ему пальцы, как спички. Глаза Грина, какого-то неопределенного темного цвета, сидели глубоко и по мнению Мэтью ничего другого не выражали, кроме обещания переломать кости любому, кто не понравится.