Мы все бросили, безутешно проговорил Вудворд, меся ногами грязь пополам с сосновыми иглами. Все! Одежду, мои парики, судейские мантии. Боже правый, мой камзол! Этой скотине достался мой камзол!
Да, сэр, ответил Мэтью. Но ему не досталась ваша жизнь.
Жалкой же она будет с этой минуты! Ой-ой-ой, он чуть не сделал из меня сопрано! Вудворд всмотрелся в непроглядную мглу впереди. Куда мы идем?
В Фаунт-Роял.
Куда? споткнулся магистрат. Не заразило ли тебя безумие этого человека?
Фаунт-Роял находится в конце этой дороги, сказал Мэтью. Если будем продолжать путь, то через несколько часов дойдем. Оптимистичное заявление, подумал он. Раскисшая земля и полосующий дождь их существенно задержат, зато и преследователям тоже ходу не добавят. Вернемся сюда с местной милицией и заберем наше имущество. Мне кажется, это наш единственный выбор.
Вудворд промолчал. Действительно, другого выбора у них не было. И если он сможет вернуть себе камзол а также посмотреть, как Шоукомб дрыгает ногами в петле, имеет смысл заплатить за это несколькими часами столь гнусного и недостойного положения. Он не мог избавиться от назойливой мысли, что если человек упадет в яму немилости Божией, то это дыра без дна. Он был бос, избитые яйца болели, голова обнажена на потеху всему миру, ночная рубаха промокла и покрылась коркой грязи. Но они хотя бы остались живы, чего не мог бы сказать о себе Тимон Кингсбери. «Исполнение приговора не входит в мои обязанности», сказал он Шоукомбу. Что ж, это можно скорректировать.
Он вернется сюда и отберет свой камзол, пусть это даже будет последнее его деяние на этой земле.
Мэтью шел чуть быстрее магистрата
и остановился его подождать. Через некоторое время ночь и буря поглотили их.
Глава 4
Говорите, сказал крепко сбитый мужчина в чересчур пышном парике, стоя у окна второго этажа своего дома и оглядывая пейзаж. Говорите, я слушаю.
Второй, присутствующий в этой комнате она была кабинетом, уставленным полками, книгами в кожаных переплетах, укрытым красно-золотыми персидскими коврами поверх соснового пола, сидел на скамье перед письменным столом из африканского красного дерева, держа на коленях гроссбух. Но он здесь был посетителем, поскольку человек в парике поднял свои 220 фунтов веса из собственного кресла, которое стояло по ту сторону письменного стола. Посетитель прочистил горло и показал пальцем на строку в гроссбухе.
Снова хлопок не дал всходов, сказал он. То же самое и посеянный табак. Он помедлил перед тем, как нанести следующий удар. Должен с сожалением сказать, что две трети яблонь заражены вредителями.
Две трети? переспросил человек у окна, не оборачиваясь. Его парик, великолепие белых кудрей, растекался по плечам ярко-синего костюма с медными пуговицами. На рукавах имелись белые кружевные манжеты, белые чулки покрывали толстые икры, а на ногах были начищенные черные башмаки с серебряными пряжками.
Да, сэр. То же самое сливовые деревья и почти половина грушевых. В настоящий момент черешня еще не затронута, но Гуд считает, что во всех плодовых деревьях могли отложить яйца какие-то вредители. Пекановые орехи и каштаны пока не пострадали, но плантации смыло так, что корни оказались над землей и могут подвергнуться повреждениям.
Говоривший прервал свою литанию сельскохозяйственных несчастий и чуть подвинул очки к переносице. Он был человеком среднего роста и сложения, а также средних лет и средней внешности. У него были светло-каштановые волосы, выпуклый лоб и голубые глаза, и он имел вид усталого бухгалтера. Его одежда в отличие от утонченного костюма хозяина состояла из простой белой рубашки, коричневой жилетки и желтоватых штанов.
Продолжайте, Эдуард, спокойным голосом велел человек у окна. Я готов слушать.
Да, сэр. Говоривший, Эдуард Уинстон, вернулся к тому, что было записано в его книге. Гуд высказал предложение относительно плодовых деревьев и счел важным, чтобы я вам его передал.
Гость снова замолчал.
И в чем оно состоит?
Перед тем как заговорить, Уинстон поднял руку и медленно провел по губам двумя пальцами. Человек у окна ждал, распрямив широкие плечи. Уинстон сказал:
Гуд предложил их сжечь.
Сколько их сжечь? Только пораженные?
Нет, сэр. Все.
Наступило долгое молчание. Человек у окна сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. При этом его плечи потеряли квадратность и стали обвисать.
Все, повторил он.
Гуд считает, что только огнем можно убить вредителя. Он говорит, что не будет пользы в конечном счете, если сжечь только те, у которых есть признаки заражения. Более того, он считает, что сады следует перенести, а землю очистить морской водой и золой.
Человек у окна издал тихий звук, в котором послышалось некоторое страдание. Когда он заговорил, голос его был тих.
Сколько же всего деревьев следует сжечь?
Уинстон заглянул в гроссбух:
Восемьдесят четыре яблони, пятьдесят две сливы, семьдесят восемь черешневых, сорок четыре грушевых.
То есть опять начать с самого начала?
Боюсь, что да, сэр. Как я всегда говорю, береженого Бог бережет.
Черт побери! шепнул человек у окна. Он оперся руками на подоконник, глядя прищуренными покрасневшими глазами на свои погибающие мечты и дело рук своих. Это она прокляла нас, Эдуард?