Между тем день клонился к закату, а вместе с ним к финалу подходила и кровавая фредериксбергская драма. Воспользовавшись наступавшими сумерками, Хукер решил предпринять последнюю попытку и послал против «каменной стены» дивизию генерала Гетти. Поначалу этот замысел имел некоторый успех: конфедераты не различили в сгущавшейся темноте выступивших против них северян. Но когда они все же заметили плотную массу федеральной пехоты, которая двигалась на каменную стену, их расправа по-прежнему была
короткой и быстрой. После этого, последнего, провала [292] Хукер заявил, что «он потерял столько человек, сколько требовал отданный ему приказ», и распорядился прекратить атаки. Утомительная, кровопролитная и, главное, бессмысленная в своей жестокости фредериксбергская бойня наконец завершилась.
Наступившая затем ночь была, наверное, самой необычной за всю четырехлетнюю историю гражданской войны. Как обычно, над полем опустился густой туман, накрывший убитых северян гигантским белым саваном. Вдруг эту непроглядную завесу прорезали яркие сполохи, и высоко в небе засверкало северное сияние. Такое явление было большой редкостью для штата Вирджиния, находящегося значительно южнее широт Парижа или Рима. Для большинства же солдат обеих армий, которые и слыхом не слыхивали ни о чем подобном, неожиданно возникшие в небесах яркие отблески были и вовсе в диковинку.
Южане приняли их за свидетельство торжества Господа по случаю их великолепной победы и огласили окрестности Фредериксберга громкими ликующими криками. Впрочем, северное сияние принесло им и конкретную пользу. Многие оборванные солдаты Северовирджинской армии отправились на заваленное телами поле, чтобы заменить свое потрепанное снаряжение новехоньким обмундированием и амуницией, столь любезно «доставленным» им северянами. В результате их ночного набега поле битвы, и без того выглядевшее жутковато, утром превратилось в совершенно ужасающее и отвратительное зрелище. «Все убитые янки были обобраны до нитки и походили на освежеванных свиней, вспоминал один рядовой конфедерат. Это было кошмарное зрелище. Мне было жаль бедных мертвецов, и я ничего не мог с этим поделать».
Оставшиеся в живых янки пребывали в ту ночь в глубоком унынии. Оно охватило всю армию Потомака от генерала до рядового, и даже Бернсайд, главный виновник произошедшей бойни, не прятал слез. «О, эти люди! О, эти люди! Эти люди, лежащие там восклицал он сквозь рыдания. Я все время думаю о них». Впрочем, скорбь, искренняя или показная, не мешала Бернсайду замышлять новые самоубийственные атаки на высоты Мари. Он хотел предпринять их [293] на следующий день силами своего старого 9-го корпуса, который он собирался возглавить лично. Возможно (и такая мысль промелькнула у многих офицеров, хорошо знавших командира Потомакской армии) Бернсайд стремился таким образом свести счеты с жизнью, опротивевшей ему после фредериксбергской гекатомбы. «Это был план, который, как он чувствовал, уже привел нас к великой катастрофе, писал командир 2-го корпуса генерал Коуч. Всякий, кто знал его так же хорошо, как я, видел, что ему хочется, чтобы и его тело лежало у подножия высот Мари».
Но другие вожди Потомакской армии не позволили Бернсайду совершить самоубийство, прихватив с собой заодно несколько тысяч федеральных солдат. Когда на военном совете вечером 13 декабря он объявил генералам о своем намерении возобновить штурм высот Мари, все они в один голос, включая Самнера Лесного Буйвола, заявили свой решительный протест. Бессмысленное убийство многих тысяч храбрых солдат произвело на них столь удручающее впечатление, что они были готовы оказать неповиновение старшему по званию и должности, но только не допустить повторения этой кровавой вакханалии. Столкнувшись со столь решительной оппозицией, Бернсайд на следующий день отдал приказ об отступлении.
Фредериксбергская мясорубка произвела удручающее впечатление не только на северян, но и на их оппонентов. «Это хорошо, что война так ужасна, сказал генерал Ли по окончании битвы. Иначе мы бы слишком ее полюбили». Даже Джексон, обычно относившийся к смерти внешне безразлично, на этот раз не мог удержаться от восклицания: «Как ужасна война!» Но когда его адъютант заметил на это: «Ужасна, да. Но на нас напали. Что еще мы можем делать?», Каменная Стена ответил ему в своем духе: «Убивать их, сэр! Убивать их всех!»
И он был готов исполнить свое намерение в тот же вечер. Едва битва у высот Мари была окончена, как Джексон стал подумывать о ночной контратаке и даже спросил у главного хирурга своего корпуса, достаточно ли в его распоряжении бинтов. Эти бинты он собирался использовать не для перевязки новых раненых, а для идентификации своих солдат в [294] ночном бою. Но генерал Ли воспротивился подобному плану и вообще любым попыткам атаковать федералов. Позиции последних на Страффордских высотах были очень сильны, а Потомакская армия по-прежнему обладала численным превосходством. Если бы конфедераты перешли в наступление, они попросту поменялись бы со своими врагами местами.
Поэтому Ли приказал готовиться к возобновлению оборонительного сражения, подозревая, что Бернсайд не уйдет, не попытав