В бараки Билгорая люди вернулись подавленные, разозлённые, ожесточённые и потрясённые.186 Мало ели и много пили. Алкоголь поставлялся щедро, многие полицейские сильно напились. Трапп устроил обход, пытаясь утешить и подбодрить их, снова перекидывая ответственность на высшие чины.187 Но ни выпивка, ни утешения Траппа не могли смыть переполнявшие барак чувства позора и ужаса. Трапп попросил людей не говорить о случившемся188 , но их и не нужно было кто не был в лесу не хотели знать больше, а кто был желания говорить не имели.189 Резню в Юзефуве по молчаливому согласию в Полицейском Резервном Батальоне 101 просто не обсуждали. «Вся тема была табу».190 Но сдержанность
днём не спасала от ночных кошмаров первой же ночью после Юзефува, один полицейский проснулся, стреляя из своего оружия в потолок барака.191
Несколько дней спустя Юзефува батальону кажется чудом удалось избежать участия в ещё одной бойне. Отряды первой и второй рот под командованием Траппа и Волауфа вошли в Александрув [Aleksandrów] так называемая уличная деревня, состоявшая из растянутых вдоль дороги домов в двенадцати километрах к западу от Юзефува. Там они захватили небольшое количество евреев. И те, и полицейские опасались, что очередная резня неизбежна. После небольшой заминки операцию, однако, прекратили, и Трапп разрешил евреям вернуться в свои дома. Один полицейский хорошо запомнил «как отдельные евреи падали на колени перед Траппом, пытаясь поцеловать его руки и ноги. Трапп, однако, не разрешал подобного и отвернулся». Полицейские вернулись в Билгорай без объяснения этому странному событию.192 20 июля ровно месяц после их отправки из Гамбурга и спустя неделю после резни в Юзефуве Полицейский Резервный Батальон 101 покинул Билгорай для передислокации в северный сектор округа Люблина.
Глава 8
Размышления о резне
В Юзефуве лишь дюжина людей из пяти сотен инстинктивно приняла предложение Траппа не участвовать в предстоящей резне и вышла вперёд. Почему оказалось столь малым число людей, с самого начала заявивших о своём нежелании участвовать в расстрелах? Отчасти объяснение лежит во внезапности не было предупреждения и времени подумать люди были полностью «удивлены» действиями в Юзефуве.193 Не среагировав сразу же на предложение Траппа, они упускали первую возможность уклониться.194
Такой же важной частью как и внезапность является давление «общественности», или склонность к конформизму базовая идентификация людей в форме со своими товарищами и сильное желание не разделяться с группой, выходя вперёд из неё. Батальон только недавно был пополнен до полного состава, люди плохо знали друг друга, узы боевого братства до конца ещё не сложились, но тем не менее, сам акт выхода вперёд тем утром в Юзефуве означал уход от товарищей и признание себя «слабым» или «трусливым». Кто мог «посметь», как горячо заявил один из полицейских, «потерять лицо» перед всем батальоном.195 «Если бы мне задали вопрос почему я вообще стрелял вместе со всеми», сказал другой, «я бы ответил, что никто не хочет прослыть трусом». «Одно дело отказаться с самого начала», добавил он, «и совершенно другое попробовать пострелять и не смочь продолжать».196 Ещё один полицейский, более осведомлённый о том для чего нужна смелость, сказал просто: «я струсил».197
Большинство допрошенных полицейских отрицали наличие какого-либо выбора. Узнав о показаниях остальных, многие не стали оспаривать того, что предложение Траппа имело место быть, однако заявляли, что не слышали эту часть речи или не помнили её. Несколько полицейских попытались описать проблему выбора, но не смогли подобрать слова. Это было другое время и место, будто они побывали на другой политической планете и политические ценности со словарём 1960-х были просто бесполезны в описании ситуации, в которой люди находились в 1942-м. Довольно нетипичным в описании своего состояния утром 13 июля был полицейский, признавший убийство двадцати евреев перед отказом от продолжения: «Я думал, что смогу контролировать ситуацию, и что без меня евреи все равно не избежали бы своей судьбы ... По правде говоря, в то время я об этом не думал. Лишь годы спустя мы по-настоящему осознали случившееся ... Лишь после меня впервые посетила мысль, что всё это было неправильно».198
Помимо лёгкой рационализации о неизбежной судьбе евреев даже в случае отказа, полицейские разработали и другие оправдания своему поведению. Возможно самой поразительной рационализацией всему является пример тридцати пяти летнего металлурга199 из Бремерхафена:
«Приложив усилия, я стал способен расстреливать только детей. Так случилось, что матери вели детей за руки. Мой сосед застрелил мать, а я застрелил её ребёнка, потому, рассудил я, что после смерти матери он бы всё равно умер. Это должно было стать, так сказать, успокоением моей совести освобождение детей не способных жить без матери».200
Весь смысл этого заявления, значение выбора слов бывшего полицейского нельзя оценить без знания немецкого. Немецкое слово «освобождение» [erlösen] так же означает «искупление» или «спасение», когда используется в религиозном смысле. Тот кто «освобождает», тот Избавитель [Erlöser] Спаситель или Искупитель!