Такова человеческая природа, ничего не попишешь.
Родной Питер встретил меня шумом, спешащими по своим делам людьми и моросящим июльским дождем.
Я несколько минут постоял возле дверей, пытаясь надышаться воздухом. Удивительно, но на родной земле даже дышится совсем по-другому.
Особенно сладко.
Друзья встретить меня не смогли, но я не особо расстроился. Мне, если начистоту, хотелось немного побыть в одиночестве.
Подумать о новом витке, на который перешла моя жизнь. Собраться с мыслями, настроиться на переговоры с руководством родного клуба.
Забрав ключи от арендованного автомобиля, услужливо доставленного водителем компании прямо к зданию аэропорта, я выдвинулся в город.
Ехать сразу в гостиницу не хотелось, поэтому я довольно долго колесил по городу, рассматривал знакомые улицы и памятные места.
И пролистывал в памяти пролетевший год
Всё это время я прожил в Берлине, вместе с матерью. Отчаянно борясь с собственными демонами.
Барахтаясь в уже вполне осязаемой трясине и пытаясь выплыть наружу.
После пресс-конференции и разрыва с отцом я сорвался. Ушел в глубокий запой, стремясь полностью отрешиться от чертовой реальности.
Просто не видел смысла в своем дальнейшем существовании.
Я отказался от любимой женщины, я похерил мечту всей жизни. Вот и ради чего мне было просыпаться по утрам и коптить небо?
Два месяца выпали из моей памяти начисто. Я пил, не просыхая. Напрочь проспиртовывал мозги и печень.
Лишь бы не думать, не вспоминать.
Если бы не мать и отчим, я бы, наверное, так и загнулся. Сдох бы либо от алкогольной интоксикации, либо просто шагнул бы из окна в один прекрасный день.
Но они меня вытащили. Отобрали бутылку, отправили в рехаб, нашли хорошего психолога.
Сынок, твердила мама, сжимая мою руку. Знаю, тебе тяжело. Но ты ведь жив, и не инвалид, а это уже очень много. И ты не один, слышишь? Если Петру на тебя плевать, то Бог ему судья. Но ты не один, слышишь? У тебя есть семья. Сень, мы твоя семья. Мы переживаем за тебя и очень любим. И никогда от тебя не откажемся. Ты должен вернуться к нормальной жизни. И ради себя, и ради нас.
Как только мой мозг прочистился от спиртного, я понял, что мать права. Легко быть эгоистом, упиваясь своей трагедией.
А вот думать о других гораздо сложнее.
Сдохнуть самому проще простого, но ведь моя смерть принесет матери тонну боли. Да и брат с сестрой явно будут переживать.
Вот за эти соображения я и цеплялся, борясь с депрессией. Подпитывался поддержкой родных, цеплялся за то, что хоть кому-то в этом мире я нужен.
А раз есть те, кто обо мне переживает значит, и смысл жизни все еще есть.
Вот так во мне произошла переоценка ценностей. Я понял, что самое главное в этой жизни.
Никакая мировая слава, кубки, медали и титулы тебя не поддержат в трудную минуту. Они останутся лишь напоминанием о безвозвратно ушедшем прошлом.
Вот и все мои награды остались лишь холодными кусками металла, на которые я даже смотреть не мог в первое время.
Просто сгреб их в коробку и запихнул подальше в шкаф.
А вот поддержка семьи помогла мне выгрести из почти безнадежной ситуации. Именно они помогли мне прийти в себя.
Жаль, я этого не понял, пока рядом со мной была Маруська.
Как там говорят? Что имеем не храним, а потерявши
плачем? Вот и я оценил жену только после того, как потерял.
Не понял вовремя, что она самое лучшее, что со мной случалось. Машка была лучше любой золотой медали, в том числе и олимпийской.
Подарком судьбы, который дается не каждому.
И я бы сейчас отдал все свои титулы и награды, чтобы повернуть время вспять и снова быть рядом с женой.
Только это не поможет, увы. В прошлое возврата нет. Остается только разгребать дерьмо, которое сам же и наворотил.
Вот я и разгребал. Взял себя в руки, перестал бухать. Начал понемногу ходить в зал, поддерживать физическую форму.
Наверстывал упущенное, общаясь с матерью. Ходил вместе с ней на школьные спектакли к Оле, а с Ником играл в футбол на площадке.
Честно говоря, футбол я недолюбливал, отдав свое предпочтение хоккею, но, играя с братом, получал удовольствие.
Даже улыбаться тогда по-настоящему начал. Впервые после аварии. Почти угасшая во мне искра жизни начала разгораться вновь.
Что же до Машки, то от нее мне остались лишь фотографии, которые я с маниакальным упорством рассматривал по вечерам.
Мама меня заставала за этим делом несколько раз. Вздыхала, задумчиво смотрела, а однажды все же решилась на разговор.
Сынок, может, ты позвонишь ей? Попробуешь поговорить?
Зачем? нервно дернул щекой. Жалость ее мне не нужна. Да и подло это будет. После всего того, что я ей наговорил. Тем более прошло пять лет. Она могла уже найти другого мужчину.
Могла. А могла и не найти. Судя по тому, что я видела на свадьбе, Маша тебя действительно любила. А когда любят, быстро замену не находят. Может, она тоже думает о тебе, и у вас еще есть шанс всё исправить?
Да какие шансы, мам? скривился я. Всё, что у меня было, я уже безвозвратно просрал. Надеяться не на что.
Ты никогда этого не узнаешь, если не поговоришь с ней. Молчание и страдание по разным углам куда хуже откровенного разговора.