Или не одна. И не сплошная. А несколько, но все противно болючие. И это притом, что явно действует обезболивающее.
Господи, и что у меня там?
Сама я наспинной живописи, оставленной моими истязателями, пока не видела. Толком тоже еще ничего знаю, но чувство неприятное: словно я существую отдельно, и эта часть меня тоже отдельно.
Подгребаю руки поближе к телу, опираюсь на предплечья, напрягаюсь, чтобы хоть немного сместиться вбок, хочу вдохнуть нормально и тут же шиплю сквозь плотно стиснутые зубы ощущение, будто, растягиваясь, кожа на спине лопается.
Мамочки!
Слезы из глаз брызгают.
Хотя откуда бы им взяться, если в организме с жидкостью напряженка, а во рту настоящая пустыня Гоби?
Оля-Оля, не торопитесь, подскакивает ко мне медсестра.
Но слава богам, не возвращает в исходное положение, утыкая мордой в пол, точнее, лицом в подушку, а помогает довершить маневр и, будто фокусник в цирке, откуда-то извлекает огромную, продолговатую, длиной с человеческий рост подушку для беременных и подсовывает мне под живот.
Уф!
Состояние полный ахтунг. Самочувствие аналогичное. А я умудряюсь прыснуть, забыв про желание пореветь и пожалеть себя несчастную.
Ну вот откуда такую прелесть выкопали? Да еще так вовремя. Мы ж в обычной клинике находимся, а не в частном роддоме.
Или я чего-то не знаю? Впрочем, это не столь важно. Главное, я не в той камере, которая и в забытьи преследовала, не оставляя в покое.
Как вы себя чувствуете, Ольга? Рита, как детектор лжи, моментально улавливает изменение в эмоциональном фоне и включает сканирование.
Наклоняется ниже, трогает лоб, щупает пульс, убирает растрепавшиеся и упавшие на лицо волосы, поправляет одеяло.
Как дождевой червяк я себя чувствую, которого не пожалел человеческий ботинок и превратил в лепешку, сиплю на пределе возможностей. А после солнышко поглумилось, засушив.
Девушка хмыканьем оценивает юмор.
Воды дать? предлагает.
С трудом сглатываю. Было бы неплохо, но
Лучше яду.
И ведь нисколько не вру. Состояние отвратительнейшее. А я больше всего ненавижу беспомощность.
Быть слабой слишком большая роскошь в нашем суровом мире. И доступна она не всем. Лишь тем, у кого есть рядом крепкое плечо, готовое подставиться в сложный момент. У одиночек же подобный бонус отсутствует.
Я из последних.
Ой, да что вы такое говорите?! взмахивает руками Рита. Какой яд, Оленька? Мы с вами пограничный рубеж миновали, теперь с каждым днем будет легче
Она еще что-то произносит, не особо слушаю. Зато как завороженная дудочкой змея, смотрю на ее косу. Настоящую такую косищу, толстую, светло-русую, раскачивающуюся у меня перед носом.
Давно таких не видела. Красивая. Почти до пояса. А у меня волосы очень темные, чуть ниже плеч. Ничего интересно.
Вот, пейте, прорываясь через белый шум, доносится по-прежнему доброжелательный голос медсестры, а в губы настойчиво тыкается трубочка. Это морс, правда, очень сильно разбавленный. Вам сейчас такой полезен. И вообще много пить надо. Температура и боль здорово организм измотали. Но ничего, потихоньку мы и силы, и водный баланс восстановим. Тем более, вы очнулись, и худшее позади.
Цепляюсь за некоторые странные фразы, хочу уточнить про них подробнее. Но каждый глоток кажется настолько божественным, что силой воли я отодвигаю встроенную в мозг каждой женщины любознательность на дальнюю полку и просто пью.
Глоток за глотком.
Вопросы подождут. Пока есть более приятное занятие.
Я сейчас к вам лечащего врача приглашу, чирикает Рита, когда через трубочку вместо чудодейственного напитка начинает
поступать воздух. А потом дам еще. И капельницу с витаминчиками поставим.
ГЛАВА 2
ОЛЬГАПока суетливая медсестра исчезает за дверью, осматриваюсь.
Непохоже, что палата принадлежит муниципальной больнице. Даже если платная. Вот ни разу не похоже. В тех я часто бываю.
У бабушки здоровье неважное, да и возраст уже восьмой десяток давно разменян. Поэтому с ходу подмечаю массу различий. Начиная от наипростейшего банальной расцветки стен и заканчивая внешним видом персонала.
Последний, к слову, чуть ли не самый говорящий.
В здравницах, находящихся на подсосе у государства, как ни печально признавать, единый бледно-зеленый оттенок у всего у стен, у формы врачей, даже у лиц медперсонала.
Прискорбное зрелище.
А еще все бюджетные учреждения похожи друг на друга, как братья-близнецы. Их объединяет въевшийся во всё запах медикаментов, хлорки и кислой капусты из столовки; красивый по бокам и протертый по центру линолеум; лампочки Ильича и ни разу не мытые, но гудящие как растревоженный улей плафоны дневного света; голые окна, хорошо если стеклопакеты, а не советские рассохшиеся рамы; самая дешевая, но обязанная служить десятилетиями мебель и вгоняющие в дрожь и панику санузлы. При виде последних всегда рыдать хочется.
Но главное, это беспросветное уныние и уставшие сотрудники, несмотря на то что едва-едва приступили к работе.
В частных клиниках всё иначе. Атмосфера наполнена доброжелательностью, уютом и умиротворением. Вокруг только что бабочки не порхают.
Хотя, про последнее утверждать со стопроцентной уверенностью не берусь, может, где-то порхают и они.