Все, я ухожу, бормочет он хрипло.
Дверь за ним с грохотом захлопывается.
Я остаюсь одна. Руки трясутся.
Я до боли сжимаю в кулаке обрывок его рубашки, как доказательство, что ночь была реальной.
Я плакать больше не могу. В груди жжет страх и облегчение смешиваются во что-то одно, неразличимое.
Глава 12. Он
Я сижу на стуле, будто в ожидании приговора. Стул кажется неудобным, но сейчас я нигде не буду чувствовать себя на своем месте.
Всюду будто чужой.
Я пришел выпившим, и заявил, что хочу поговорить с Варей наедине.
Родители Вари собрались и сразу ушли: отец Вари напоследок задержался и хмыкнул:
Ты уж постарайся быть убедительным.
Говнюк.
Жадный, зацикленный лишь на деньгах говнюк!
Время тянется медленно-медленно: за окном ночь расправила крылья, там беспросветная темнота. Где-то в глубине дома слышится шорох, как будто его стены, все в этом доме живет своей, отдельной, жизнью.
Я пытаюсь подобрать слова, хоть какие-то, чтобы все объяснить, но в голове сплошной гул. Несколько раз ловлю себя на мысли, что просто хочу исчезнуть встать, уйти, чтобы не чувствовать этот липкий стыд.
За то, как едва не сорвался.
По-скотски!
Не хотел, но поступил так грязно, что сейчас просто не знаю, как отмыться от всего этого.
Как заставить Варю забыть этот мерзкий поступок, на грани допустимого?
Протрезвел так резко, словно нюхнул нашатырь.
Вдруг легкие шаги. Я замираю, сжимаю пальцами стакан с холодной водой.
В горле пересыхает. Осушаю его махом, но ощущение сухости лишь усиливается.
Меня насквозь прожигает стыдом.
Варя появляется на пороге.
Она застывает, как испуганный олененок. В глазах отражается желание уйти, убежать.
Она стоит в дверях, свет из коридора падает на лицо, делая его еще бледнее. Глаза огромные, как у затравленной кошки, и они смотрят сквозь меня.
Делает шаг в сторону.
Варя, постой!
Думала, ты ушел.
Голос тихий, почти сорванный.
Сердце болезненно сжимается в груди наверное, она и правда очень испугалась, а я, пьяный, сразу и не понял ее настоящих эмоций.
Думал, она просто цену себе набивает.
Может быть, плакала после.
Проклинала меня.
Может быть, и то, и другое.
Нет. Я не ушел. Не смог.
Я пытаюсь улыбнуться, ничего не получается. Совсем.
Медленно протягиваю руку к соседнему стулу. Жест осторожный, медленный.
Сядь, пожалуйста. Мы должны поговорить.
Варя медлит.
Не бойся меня, Варь. Я не причиню тебе зла и не обижу больше, клянусь.
Мне
хочется, чтобы она поняла: я не сбегу, не спрячусь от разговора. Что бы ни случилось.
Но она не двигается. Даже шага не делает вперед.
Не о чем говорить, Владимир.
Отвечает спокойно, слишком спокойно за этим спокойствием чувствуется лед и усталость.
Она делает шаг назад, собираясь уйти.
Варя!
Всплеск эмоций в голосе. Я не хотел кричать, не хотел давить, но получается иначе. Моя рука повисает в воздухе.
Жена замирает, и тишина повисает между нами. Липкая, затяжная.
Владимир. Ты сто лет меня так не называла. Почему не Вова?
Помню, тебе не нравилось. Но я всегда считала, что Владимир слишком официально.
И ты упрямо называла меня так, как тебе нравится. И я полюбил это. Всем сердцем.
Она качает головой.
Мне кажется, в нас не осталось любви. Только привычка.
В НАС? В тебе тоже?
Она задыхается:
Это ты, а не я, переспал с другой. Это ты, а не я
Я виноват.
Моя вина разливается по телу тяжестью. Мне вдруг очень холодно.
Но не в том, в чем ты меня обвиняешь. Не спал я с ней. Не спал, понимаешь?
Голос мой глухой, как будто доносится издалека.
Варя медленно разворачивается, обратно к свету. В ее взгляде столько недоверия, столько боли, что я еле выдерживаю.
Я вдруг четко увидел ее, испуганную, вцепившуюся в простыню, с разбитыми губами и следами разрыва на ткани ночнушки.
Внезапно понял, с какой обидой и болью она говорила мне о дурацких фото, где другая женщина примерила ее наряд и украшения.
Я отмахнулся и даже не понял, как своим небрежным жестом перечеркнул в ней уверенность в своих чувствах.
Я ничего не понимаю. Кроме одного: ты меня больше не любишь.
Ты ошибаешься. Просто
Просто, что?!
Наша любовь не такая, как раньше. Она изменилась, мы тоже. Не так ли? Стали взрослее. Вырастили детей.
Остались одни и поняли, что мы не выносим друг друга. Иначе бы ты не прятался от меня за работой, говорит она, ее голос дрожит. Или ты так усердно начал работать, потому что там она?!
Ты не права.
О, правда? губы дрожат, голос дрожит. А в чем тогда я права? Я права хоть в чем-то?
Мне не стоило отмахиваться от твоих просьб и страхов.
Я был раздражен и занят. Я посмотрел на нее и воспринял, как помеху: ну, что опять она придумала?
И в этот миг все начало рушиться.
Ее крики, истерики и битье посуды как крик о помощи, чтобы я заметил ее, обратил внимание.
Мы, действительно, мало времени проводим вместе.
Раньше часть времени занимали дети и их нужды, а теперь дети выросли.
И мы, вместо того, чтобы заняться, наконец, друг другом, рассорились.
Воспоминания накатывают волной.
Вспоминаю ее маленькую, зажатую, смешную, много лет назад.
Как она комкала мою рубашку пальчиками, когда я впервые поцеловал ее. Как дрожала у меня в руках, как искала во мне опору.