В машине свежо, а там за окном раскаленный город, изрядно припекающий на солнце. На светофорах люди еле передвигали ноги под тиканье зеленого человечка. Улицы. Снова улицы. Все мелькало перед глазами, текло в никуда. Под тихую спокойную музыку, Мария прислонившись лбом смотрела наружу, отчасти радуясь, что не живет здесь. Она бы не смогла Северная кровь берет свое. Слишком душно. Слишком не для нее
Приехали, Фадей прервал молчание, отстегивая свой ремень безопасности. Пойдем ко главному входу. Тебе, как близкой родственнице должны сказать на ресепшене.
Кукольной красы девушка с наклеенными ресницами и надутыми губками, поинтересовалась: кто, куда и зачем.
Моего отца, Глеба Графит привезли недавно. Если можно, хочу навестить его А если нет, пообщаться с лечащим врачом.
Четвертый этаж. Налево, куколка в белом коротком халатике лучезарно улыбалась Фадею, даже не посмотрев в сторону Маши. Его перевели из реанимации в палату интенсивной терапии. Значит, все обошлось тыкала алыми коготками по клавишам.
Спасибо, они сказали одновременно и проследовали к лифту.
Конечно же, виноват только он и больше никто! Согласился задержаться и отметить чье-то день рождение. Выпил. Очнулся на койке в общаге рядом с Кариной, красочно рассказывающей, что лишил ее невинности, домогался А она хрупкая, не смогла отбиться. Плакала. Трясла простыней с красными пятнами На которую его стошнило.
Так хреново никогда не было. Все, о чем говорила штукатурка подтверждалось уродливой размазней на белом. Он пытался что-то вспомнить, но перед глазами только белый лист и головная боль долбила в виски.
Тогда Глебу хотелось, как в школе намочить тряпочку и стереть тот вечер. Вместо пьяного застолья в рабочей каморке пойти домой к жене и детям. Сделать для Тамары все, что обещал влюбленным: собаку, кошку, пианино Детский смех.
Он на утро вместо этого принес им горе. Уничтожил все и себя заодно. Какое-то время откупался деньгами от Карины, отдавая половину зарплаты А потом, она сказала, что беременна.
Глеб соврал про роман и чувства Пусть лучше так, чем Тома станет считать его насильником, мерзким животным, оскотинившимся в пьяном бреду.
Мужики на работе намекали, что Карина не так проста, как хочет казаться
Глеб был в ловушке, в волчьей яме и не видел из нее выхода. Хоть в петлю полезай.
А потом их не стало.
Погремушка сына на полу. Полупустой шкаф.
Он упал на пол и орал как ненормальный, бился лбом. Ногтями краску с пола скреб. Звал Тамару обратно. Прощение просил
Сосед принес бутылку водки.
Однажды, Глеб очнулся трезвый и женатый. На Карине. Так жил, как одноклеточное на основных инстинктах, забыв про чувства. Остался только неоплаченный долг, который рос с каждым прожитым днем.
Где-то там сын, не помнящий своего отца. Женщина любимая. Дочка с зелеными глазами. В своих мечтах он поехал за ними, чтобы быть рядом, хоть издали. Реальность была иной. Не нужен такой гнилой человек светлым душам. Он снова все испортит, сделает только хуже
Глеб ненавидел себя.
Сегодня его вытряхнуло наизнанку. Машенька приехала А он помнит ее чуть выше колена. Светлая его звездочка, такая же прекрасная как Тамара. Ему хотелось зарыдать в голос и кинуться перед ней на колени. Покаяться. Руки целовать. Доченька любимая, кровинушка.
Сидели напротив другу друга как чужие. Только сейчас понял, каким был идиотом, поверив кареглазой стерве на слово. Вся жизнь коту под хвост, счастье сквозь пальцы песком.
Карина лживая и опасная баба. Она смотрела, как муж корчится от боли и ничего не сделала. Просто ушла в другую комнату, сделав вид, что занята. Вся ее любовь только на словах, а на деле Глеб бы сдох на пороге своей квартиры, если бы не смог добраться до соседской двери.
Глава 6
нужно. Не в первый раз Приступ мы купировали. Прокапаем дня три
Мария слушала, принимая молча претензии, хотя они были совсем не по адресу.
Покой, отдых. Витаминов побольше, перечислял целый список, подходящий под курортное лечение. Так и доработаться недолго, милочка, кивнул в знак, что разговор окончен.
К нему можно? крикнула Маша вслед.
Если только не долго. Не следует переутомлять излишним общением, ответил вполоборота и полетел на «крыльях» распахнутого халата дальше.
Иди, я здесь посижу, Фадей присел на больничную лавочку и достал телефон, тут же в него уткнувшись.
Маше казалось, что прошла целая вечность с тех пор как она винила его во всем. Мысль, на которую ее навел врач, прокручивалась в голове снова и снова. Будет ли ей легче, если Глеба Графита не станет? Однозначно нет. Он уже хлебнул горя за свои ошибки. Так надо ли добивать своим пренебрежением?
Пап, это я, произнесла негромко, присаживаясь на стульчик. Ты поправляйся. Слышишь? Мы сходим в парк с тобой погулять, покормим голубей Как в детстве. Помнишь? Ты покупал одно сливочное мороженое в стаканчике на двоих. А когда я уставала, нес меня на плечах. Мне казалось, что достаю до неба Пап, поспи. Завтра еще приду.
Она хотела дотронуться до грубой руки, на которой был уродливый шрам от пореза. Короткие квадратные ногти мутные, на кончиках с желтизной. Не дотянулась буквально сантиметрик. Отдернула пальцы, сжав в кулак. Порывисто вздохнув, встала и вышла, прикрыв за собой двери.