Будь рядом, строго предупреждаю племянника. Пожалуйста, так, чтобы оставался в поле моего зрения.
Как бы там ни было, мне всё равно приходится бегать по периметру, выглядывать его между прыгающими телами, ловить по цвету футболки и проверять точно ли это мой, а не такой же худощавый мальчик-близнец.
Когда мне звонит Ира с чудесной новостью, что за сыном уже подъезжает Гриша, я испытываю облегчение и тихую радость.
Перед тем как отправиться в гости, я планировала сходить с подругой на расслабляющий массаж и, возможно, заглянуть в салон. Мне ещё никогда не хотелось быть такой красивой для мужчины. Видеть, как Саша прожигает меня взглядом прямо с порога особый вид удовольствия, который определённо вызывает зависимость.
Ма-акс! Собирайся, за тобой скоро приедет папа! как можно громче выкрикиваю в толпу и, бросив телефон в сумку, осознаю, что не вижу племянника.
Это заставляет меня стремительно снять кроссовки и забраться на край надувного батута туда, где лучше обзор. Детей вокруг море. Все визжат и мельтешат, и от попыток выцепить среди них Макса начинает рябить в глазах.
Мой крик тонет в общем шуме.
Я поднимаюсь выше, балансируя на мягкой поверхности, и всматриваюсь в толпу, пытаясь различить знакомую светлую макушку.
Это не помогает, поэтому я делаю шаг вперёд, заглядываю за пальму и в этот момент кто-то из подростков с разбега пролетает мимо, задев меня плечом. Я не успеваю среагировать и теряю равновесие.
В щиколотке что-то хрустит. Нога подворачивается резко, с тупой, мгновенной болью, от которой спирает дыхание.
Я инстинктивно хватаюсь за выступ, замираю и тут же опускаюсь вниз. Сесть на батут единственный выход, потому что стоять на ступне просто невозможно.
Дальше всё происходит молниеносно. Я звоню сначала сестре, потом Грише. Вместо того чтобы ждать нас на парковке, он заходит прямо в батутную зону. Макс меня жалеет, а муж Иры помогает надеть кроссовки.
Но единственное, что меня по-настоящему тревожит по дороге в травмпункт намеченные планы, кажется, летят к чертям.
26
Из-за гула в тесном коридоре я не сразу считываю раздражение Гриши, который пытается урезонить изрядно уставшего сына. Я понимаю, что со своей травмой тут ни к месту, ни ко времени, поэтому желание перетерпеть, просто закинувшись обезболивающим, с каждой минутой становится всё сильнее.
Не могу сказать, что у нас с мужем сестры отвратительные отношения или что мы друг друга недолюбливаем, но между нами всегда стояла подчёркнуто-холодная дистанция, а сглаживать неловкость с чужим мужиком, который ещё и торопится, то ещё испытание.
Я чувствую себя жалкой и никому не нужной. Это ощущение только усиливается из-за того, что Гриша постоянно поглядывает на часы и томно вздыхает, едва очередь перестаёт двигаться. Мне хочется сорваться и сказать, что его здесь никто не держит, но я прикусываю язык, потому что одной справиться будет непросто.
Оль, тебе очень больно? гладит меня по колену племянник.
Терпимо.
Почему ты не плакала?
Потому что взрослые девочки не плачут, жму плечами.
И ругаются по-взрослому.
Макс срывается с места и начинает бегать по коридору из угла в угол, таща за собой воздушный шарик, который купил ему отец на выходе из парка. Он никому особо не мешает, но создаёт в помещении атмосферу лёгкого, непредсказуемого хаоса.
Угомонись, качает головой Гриша. Сын, пожалуйста, угомонись
Строгое лицо покрывается бордовыми пятнами, когда Макс с разбега врезается в медсестру. Всё происходит настолько неожиданно, что я не успеваю предупредить племянника. Женщина едва удерживает равновесие, бросает на мальчишку строгий взгляд, а затем переводит его на отца.
Я кому сказал угомониться?! Григорий перехватывает пятилетку за локоть и со всей силы дёргает. Сядь и не двигайся пока я тебе не разрешу.
От этого тона даже я вжимаюсь в стену. Он режет по нервам, будто кто-то резко сдёрнул с них кожу.
Воздух в коридоре густеет. Макс замирает, прижимает шарик к груди, садится на скамейку и начинает быстро болтать ногами. Приходится прижать его к себе, чтобы выразить молчаливую поддержку,
в которой он явно нуждается.
И хотя до встречи с Лексом в запасе где-то три часа, я решаю написать ему заранее чтобы не ждал, не готовился и не надеялся.
Настроение испорчено в хлам. К глазам подступают слёзы. Даже пульсирующая боль в щиколотке кажется не такой заметной на фоне чувства бессилия и чужой агрессии.
«Извини, я не смогу приехать», печатаю и отправляю, не особо подбирая слова.
Вместе с оживающей очередью оживает и мобильный телефон, но у меня приём у травматолога, поэтому я прячу его в сумку и прохожу в кабинет, рассказывая о симптомах. В детстве я ничего не ломала, поэтому слабо представляю, что происходит дальше.
А дальше врач осторожно ощупывает ногу, нажимает на разные участки, и я вздрагиваю в одном-двух местах. Он хмурится и направляет меня на рентген. Где, как назло, длинная-длинная очередь.
Я утыкаюсь в телефон, всячески стараясь игнорировать Гришу, который теперь вздыхает не периодически, а без конца. Каждый его вздох словно комментирует происходящее громкий, тягучий, с оттенком упрёка. Мы невольно узнаем друг друга ближе, и это только усиливает дискомфорт, потому что мы разные.