Шаргунов Сергей Александрович - Я в Лиссабоне. Не одна стр 56.

Шрифт
Фон

Это был мой первый с ней оргазм,

после которого я почувствовал себя совершенно опустошенным. Рухнул рядом, мордой в подушку, и меня не было. Потом пришлось появиться заново зачем-то.

Что мы еще делали вместе? Прыгнули с парашютом, скатали на выходные в Суздаль по ее инициативе: «Я хочу видеть деревянные дома, ветхие заборы, добрых собак и много сирени». Купили ей новую тахту. Еще я подарил ей подвеску бриллиантовую, хотел кольцо, но не стал. Она делала мне массаж головы с лавандовым маслом. Советовалась да, могла позвонить днем, чтобы спросить, не знаю ли я, случайно, чем регби отличается от американского футбола. Я знал. Мы ходили в кино и на концерт Стинга. Я хотел быть Стингом все три часа концерта и еще полночи так она его слушала.

Юля делилась со мной мыслями, например, прислала однажды смс, хотя редко их писала: «Зацепилась за выражение из сериала darkness passenger", скажи что-то в нем такое есть, да?»

Или еще вот размышляла как-то:

Конечно же, мне бы хотелось жить в более теплой вселенной. И о чем лучше думать, скажи: о том, что мир дружелюбен («О, мам-ма-миа, Иисус любит меня!», например), или слиться в экстатическом бреду с братьями-сестрами по вере, или найти великую любовь ну, тебя, допустим, и слиться более конкретно и разнообразно? А? Согреться А вообще, знаешь, мне бы хотелось жить в мире без глупости и без товарно-денежных отношений. Пожалуй, так. Чтобы все люди взяли и передумали гнать всю эту хрень. Меня неплохо бы засандалить в одну из беднейших стран Африки годика этак на полтора, да? Волонтером. Для гармонии и отсутствия жалости к себе.

Ты и так волонтер. Такое у меня от тебя впечатление.

Ешь-молись-люби?

Поймай, зажарь и съешь.

Ха!

Ее «ха!» было для меня лучшей похвалой, значило, что я не отставал от нее, ведь она очень быстро думает.

Юле нравилось, когда я связывал ей руки, привязывал к кровати. Когда брал ее жестко и бесцеремонно, мял и рвал, вжимал лицом в подушку, крепко держа за шею сзади, когда ставил на колени перед собой. Я не хотел так, но делал, потому что чуял, что ее это заводит. Изображал, значит.

Уже через месяц знал ее тело наизусть, не скажу, что у нас было какое-то особое разнообразие в позах, играх, наворотах, нет. Дело было в другом, не в том, как ее развернуть, вывернуть даже и чем намазать соски, нет, мы обходились без взбитых сливок, наручников и прочей хрени. Просто именно в сексе она была со мной, моей была, я это чувствовал на все сто.

Думаю, она меня поглотила полностью, конечно. Я ни на кого не смотрел вообще, лишь глазами скользил, но все другие девушки были другими. Все остальные остальными были. Юля и остальные.

Как будто на фоне движущихся обоев проявилась только одна фигура, одно ее лицо. Как если бы все были андроидами, а мы единственные люди, выжившие после завоевания мира роботами, герои фантастического боевика.

Тогда я понял, что такое качество женщины. Это и вправду какое-то другое тесто, иного замеса. Размышлял об этом, сравнивал, делил на классы, но из моих знакомых женщин ее, Юлиного, класса было две: жена знакомого директора мебельной сети и певица одна. Из тех, с кем я спал раньше, из двух десятков девушек до-Юли-ной эпохи, женщин ее класса не было. Все были проще, на ступень ниже, может быть, и через ступеньку даже. Мой первый секс был в семнадцать с хорошей девочкой, одноклассницей. Но я не влюблялся, хотел да, очень хотел, но как-то не дошло до этого.

Сравнивал, конечно. С девушкой одной, Мариной, я с ней спал как раз до Юли, да и во время Юли тоже пару раз, ей восемнадцать было. То есть двадцать лет разницы в возрасте между ними. Марина стала казаться мне непристойной, что ли, вульгарной. Причем речь не о поведении или манерах, нет. Ее тело мне казалось пошлым.

Живот, грудь все, короче. Как один и тот же пейзаж, щелкнутый мыльницей и одновременно снятый профессионалом на килограммовую зеркалку. Разница ощутимая.

И суть различия была не в возрасте, а в качестве, в классе. Просто некоторым это не очень-то и важно, а я отмечаю: симпатичная, но дворняжка. Или дело в чем-то еще. Энергии, харизме? Не очень ясно как, но это работает. И пропорции, и запах, и черты лица, и голос, и недостатки, легкие изъяны даже. Хотя спал я со всякими. Но уж точно не на блондинок и брюнеток делю я женщин. И не на красивых и некрасивых. «Пошли сажать цветы», как-то утром Юля говорит. Это уже был май, тепло.

И я уже привык к ней, то есть сразу понял, что надо или соглашаться и идти сейчас с ней, или отказаться. Без обсуждений.

Сажали цветы. Астры и еще какие-то. Грабли в подсобке у дворника взяли, я четыре раза ездил в лифте за водой с ведром пластиковым. Ну а как тут реагировать? Хочет сажать цветы нормальное желание. Запомнил

то воскресенье. Солнечное, летнее уже. Я нюхал ее шею Юля пахла солнцем, нагретой кожей, теплым песком почему-то, как на пляже, и собой солнечной.

После приступа цветоводства Юля сказала, что не любит борщ и не помнит, когда и ела-то его в последний раз: «А может быть, я уже и люблю его? Надо проверить». Мы поехали проверять в украинский ресторан. Она серьезно так пробовала. Со сметаной и без. «Да, говорит, пожалуй, я теперь люблю борщ. Доросла до борща, как до оперы».

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке